Я шла в его комнаты готовая ко всему – даже к тому, что мне и впрямь велят немедленно уехать. Отец Наташи очень милый человек, и мне не хотелось бы думать о нем дурно, но я вполне допускала и это.
Ильицкий оказался прав: я уже жалела, что приехала в эту усадьбу и, возможно, мне стоило именно сейчас попрощаться со всеми и солгать, что Ольга Александровна срочно вызвала меня. Стоит ли дожидаться, когда доблестный русский офицер Евгений Иванович станет воплощать в жизнь свой план мести?
Я вошла в полутемную спальню Максима Петровича и невольно ахнула: его постель была пуста.
— Входите, Лидия, входите… - услышала я его голос. Оказалось, что Эйвазов полулежит на кушетке у стола с шахматной доской и разыгрывает сам с собой партию. – Раздвиньте шторы, прошу вас, знали бы вы, как я устал находиться в этом склепе.
Я покорно начала раздвигать портьеры на всех окнах. Кажется, Максиму Петровичу и впрямь намного лучше: на лице его играли краски, а глаза выглядели намного живее. И выгонять меня он вроде был не намерен: должно быть, Людмила Петровна не успела еще нажаловаться.
— Присаживайтесь ко мне, Лидия. Вы умеете играть в шахматы?
— Немного, - отозвалась я, сама взяв стул и подсаживаясь к нему.
— Это хорошо! - довольно кивнул он, расставляя на доске фигуры. – А вот Наташенька совершенно не умеет: я уж пытался ее научить, но она упорно путает ладью со слоном, - он скрипуче рассмеялся – ему определенно было лучше сегодня. – Ладью со слоном, подумать только! И еще прочитала мне целую лекцию на тему, что это неправильно, когда королева защищает короля.
— У Натали множество других талантов, уверяю вас, - сочла нужным я заступиться за подругу. И уточнила: - вы хотите поиграть со мной?
— Ну уделите уж немного времени старику? – немного обиженно отозвался Максим Петрович. – Всего одну партейку. Я бы Лизоньку позвал, она никогда не откажет, но играет без интереса, без огонька. Скучно, знаете ли, все время выигрывать. А Люся даже и вникать в смысл шахмат ленится – вот я и решил с вами удачу попытать.
— Я, конечно же, с удовольствием! – поспешила заверить я вполне искренне. – А что же Василий Максимович? Разве он тоже плохо играет?
Эйвазов позволил мне играть белыми, и я сделала первый ход пешкой.
— Вася хорошо играет, - Максим Петрович отчего-то вздохнул, - да только отношения у нас с ним не очень… Вы уже наслышаны, должно быть, обо всем?
— Может, вам помириться с сыном? – вместо ответа предложила я. – Он очень любит вас.
Максим Петрович тяжело посмотрел на меня из-под бровей, и я сразу пожалела, что сказала это. Не стоит вмешиваться.
— Васька все карты мне спутал, - неохотно заговорил Эйвазов снова, - столько надежд я возлагал на него! Думал, приемником станет, продолжит дело… А в итоге я управляющему своему на заводе доверяю больше, чем родному сыну. Он и так никогда интереса к делам не выказывал, а как с Дашкой связался, так вообще… будто подменили. Что мне делать с ним – ума не приложу? Наследства лишить? Пустить по миру? Может, тогда эта девка отстанет от него?
— Даша все же мать вашего внука, - произнесла я, несколько напуганная его настроем. – И… вы не думали, что как раз этот мальчик сможет продолжить ваше дело, если вы не оттолкнете его сейчас?
Эйвазов даже от доски отвернулся, совершенно омраченный.
— Внук! - презрительно выплюнул он. Но потом, взглянув на меня, несколько смягчился: - Лидия, вы молоды и много пока не понимаете. Даша – девка красивая, ушлая и себе на уме. Такая выгоды ни за что не упустит. А уж с кем она ребеночка нагуляла – большой вопрос…
Я смутилась – признаться, мне эта мысль не приходила в голову, но вполне может статься, что Эйвазов прав. Он, между тем, продолжал.
— Лизонька постоянно мне рассказывает, что Гришка-цыган к Дашке все клинья подбивает, да и она, вроде, не гонит его. А Васька… - он отчаянно махнул рукой.
Я больше не решалась поднимать эту тему, и некоторое время мы играли молча, сосредоточившись на игре. Я только раздумывала, что все это очень похоже на то, что Лизавета Тихоновна нарочно настраивает отца против сына. Не для того ли она дежит при доме цыгана, чтобы было в чем упрекнуть Дашу? И зачем она докладывает мужу о дворовых сплетнях? Даже, если это и правда – Васиному отцу об этом знать совершенно не обязательно. Может, Вася прав, и madame Эйвазова далеко не так мила, как кажется?
— Шах, Максим Петрович, - я осторожно поставила ладью напротив его короля и подняла взгляд на Эйвазова.
Тот удивленно глядел на шахматную доску и потирал нос:
— А вы хорошо играете, Лидия…
Он сделал довольно предсказуемую рокировку, спасая своего короля.
— Спасибо, - ответила я. И добавила, помолчав: - меня учил играть в шахматы мой попечитель, граф Шувалов.
Это было неправдой – выучил меня играть в шахматы еще отец, но надо же мне было как-то вывести разговор на нужную мне тему. Эйвазов отреагировал не сразу:
— Граф Шувалов? – переспросил он настороженно. – Помнится, вы говорили, что не знаете фамилию вашего попечителя.
— Фамилию я действительно не знала… или он говорил, да я позабыла, - смущенно улыбнулась я, - но это не значит, что ничего не знаю о Платоне Алексеевиче и его… - я поморщилась, - деятельности.
Я блефовала. Нагло и смело, как при игре в покер. Платон Алексеевич обыкновенно навещал Смольный раз в пару месяцев. Он подробно расспрашивал меня о новых знакомых, о том, как я провожу время, что читаю, что думаю о тех или иных событиях… Нет, это даже близко не было похоже на допрос: я сама все ему рассказывала очень охотно, хотя потом, позже, ругала себя за болтливость и думала, что о многом стоило бы умолчать. Как-то умел мой попечитель разговорить меня даже тогда, когда я этого не хотела.
Платон Алексеевич не только расспрашивал меня – он охотно делился со мною и своими соображениями относительно политики и событий в мире, помогал советом, разрешал некоторые мои проблемы. Он был всегда добр ко мне. Очень добр, что меня частенько настораживало, так как я не понимала причины.
Но вот о чем мы никогда не говорили, так это о нем самом. Я часто ловила себя на мысли, что вообще ничего не знаю об этом человеке и порой сомневалась даже, что его действительно зовут Платон Алексеевич.
Но этого я говорить Максиму Петровичу, разумеется, не стала.
Он же внимательно слушал меня, прищурившись и даже не глядя на доску, а потом спросил, видимо, догадываясь, что я блефую:
— Так просветите меня, Лидия, чем же занимается ваш попечитель?
Не знала я, чем он занимается… Точнее, не до конца была уверена – рада была бы ошибиться. Я знала только, что он не работник полиции, как предположила Лизавета Тихоновна – это было бы для него слишком мелко. Может быть, политический сыск, разведка или что-то в этом роде… Иначе как он оказался в тот страшный день возле гостиницы во Франции? Почему говорил со всеми начальственным тоном и… все эти его приемчики, которым он с детства поучал меня.
Вроде того, что нельзя позволять кому-то идти позади себя на пустынной улице, особенно, если есть основания не доверять этому человеку. Всегда разумнее пропустить его вперед, делая вид, что замешкались или, что поправляете одежду.
Или, что, входя в помещение, всегда следует занимать такое место, с которого хорошо просматривается вход. И ни в коем случае не садиться спиной к дверям, ибо войти может кто угодно, а вы даже не заметите опасности. Лучше всего, когда позади только глухая стенка. Задерживаться в оконном проеме слишком долго тоже небезопасно: можно стать очень легкой мишенью для стрелка, притаившегося в доме напротив.
А еще, когда по мостовой мчится лошадиная упряжка, никогда не следует стоять на самом краю тротуара – лучше отойти шага на два, а то и вовсе находиться за чей-то спиной. Просто в такой момент недоброжелателям очень легко устроить «несчастный случай», толкнув вас под копыта лошадям.