хвостиком.
– Взрослеют детки! – хмыкнула Оля. – Это же символ Венеры, знак, используемый для обозначения женского пола. Вряд ли это из моих тетрадок выпало, пятиклашки в гендерном вопросе не так продвинуты.
– У меня восьмые, – вздохнула Ксюша. – Они еще не такое рисуют! Вот недавно…
– Привет, девчонки! Что это у вас? – в учительскую вихрем ворвалась Люся.
– Шедевр примитивизма! – хмыкнула Оля.
– Ну-ка!
Люся бесцеремонно выхватила у Ксюши бумажку и вытаращила глаза в показательном ужасе:
– Ого! Какое зловещее послание!
– Почему это оно зловещее? – удивилась Оля.
– Как это почему, тут же могила с крестом нарисована! Прям «черная метка»! Это кому же? – Люся завертела головой, переводя заинтересованный взгляд с Оли на Ксюшу и обратно.
– Типун тебе на язык, Люсинда, какая могила с крестом?! – возмутилась Ксюша. – Ты неправильно держишь бумажку, переверни ее, и получится мирный женский символ.
– А по-моему, правильно я ее держу, иначе подпись будет не под картинкой, а сверху и вниз головой, – уперлась Люся.
– Какая подпись?!
Оля вытянула шею и заглянула в бумажку.
А там – в углу – и вправду имелась крупная четкая подпись, которую она прежде не заметила, потому что ее закрывал палец Ксюши.
– О-о! – многозначительно обронила Люсинда. – Где-то я это уже видела…
– Да где только я это не видела! – в сердцах сказала Ксюша. – Это же каляка-маляка Жанны Марковны!
– Это Бяка-закаляка кусачая, – пробормотала Оля, вспомнив незабываемый детский стишок. – Я сама из головы ее выдумала…
– Точно, выдумала, – Люся хмыкнула. – Мне всегда было интересно, как этот шикарный автограф соотносится с фамилией нашей старушенции? Она же просто Новак, а тут – раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять – девять петелек и две хитрые загогулины! Может, она по паспорту какая- нибудь Новаковичешвильская-заде-оглы?
– Иван Иванович Иванов-Вано, – вспомнила Оля впечатлившее ее когда-то ФИО из телевизионных титров.
– Она не просто заде, она завуч, – хихикнув, напомнила Ксюша. – Большой начальник в наших широтах! А начальнику положена внушительная подпись, чтобы придавала должный вес резолюциям.
– Странная какая-то резолюция – могилка с крестиком! – Задумалась Люся. – Что она может означать? «Сим повелеваю всем без промедления сдохнуть!»?
– Почему сразу – всем? Могилка нарисована всего одна, – напомнила Оля.
– Зато красной пастой! – сверкая глазами, зловеще сказала Люся. – Как кровью!
– Типун тебе на язык, – досадливо повторила Ксюша. – Какой еще кровью? Обычной учительской ручкой с красными чернилами.
– Что возвращает нас к предположению о том, что это – распоряжение завуча! – Люся помахала бумажкой в воздухе. – Подписанный самой Жанной Марковной смертный приговор! Интересно, кому? А?
– Если так, то либо мне, либо Ксюше: «Казнить, нельзя помиловать», – Оля сказала это в шутку, но получилось не смешно. – Да ладно вам, девочки! Люсинда, хватит глупостей, иди… куда-нибудь, мне нужно тетради проверить.
– Пойду за плюшками, – легко согласилась Люся и грациозно протанцевала к двери. – А вы тут поосторожнее! Мало ли что! «Черная метка» от завуча – это вам не шуточки!
Она демонически захохотала и выскользнула за дверь.
– Вот дурында, – в сердцах сказала Ксюша.
– Да не глупая она, просто избыточно жизнерадостная, – справедливости ради возразила Оля.
И втайне позавидовала Люсиному характеру, однако не стала об этом говорить вслух.
– О боже!
Секретарша Милочка уронила телефонную трубку на рычаг и схватилась за голову, украшенную свежей укладкой, о чем Милочка никак не могла забыть, и это лишило ее хватательные движения должной экспрессии.
– Ну? – сердито буркнула бухгалтерша Алла Валентиновна, без отрыва от калькулятора покосившись на секретаршу, которая щупала собственный череп осторожно и вдумчиво, как искушенный покупатель, выбирающий спелый арбуз.
– У нас катастрофа! – слезливо сообщила Милочка, воздержавшись от настоящих рыданий из-за того, что у нее были накрашены ресницы, каковое обстоятельство, естественно, тоже являлось незабываемым.
– Что, шкаф разбили?! – взволновалась бухгалтерша, нетерпеливо ожидавшая доставки нового стеллажа со стеклянными дверцами.
– Хуже! Ноль тридцать пятая машина упала с моста!
Продолжая удерживать правую руку на калькуляторе, Алла Валентиновна возложила левую на область сердца, как будто приготовившись принести клятву на самом дорогом:
– Как упала?!
– Так!
Милочка двумя руками изобразила сложный кувырок:
– Прямо в воду! Упала и утонула!
– А кто в машине был?
– Должно быть, Жора Гвоздев, ноль тридцать пятая – это его «шестерка», – уверенно ответила Милочка и аккуратно, чтобы не размазать помаду, прикрыла ладошкой страдальчески скривленный рот.
– Один Гвоздев? У него же с утра занятия были! – Алла Валентиновна торопливо зашуршала листами журнала дополнительных занятий. – С кем же… Ага, вот: с Ксенией Марковцевой из третьей группы! Мила, звони ей! Господи, спаси и сохрани…
Милочка прекрасно понимала охвативший бухгалтершу страх.
Судьба учебного транспорта незавидна, ноль тридцать пятая «шестерка» была обречена закончить жизнь в ДТП, о чем администрация автошколы заранее не печалилась, ибо все машины «Тройки» были застрахованы. Застрахован был и водитель-инструктор Жора Гвоздев – довольно противный малый с предосудительной привычкой увозить симпатичных курсанток за город и настойчиво предлагать им отдохнуть от занятий в режиме секс-паузы в лесополосе.
Потерю Жоры и его «шестерки» администрация автошколы могла пережить без больших моральных страданий и материальных потерь, но присутствие на борту ученицы меняло картину в корне, поскольку оплата за дополнительные занятия взималась неофициально.
Алла Валентиновна без промедления сунула журнал с «левой» бухгалтерией за борт пиджака, отчего ее фигура заметно перекосилась.
– Жорка не отвечает, – прослушав серию гудков в трубке, сообщила Милочка. – И Марковцева не отвечает. В настоящее время абоненты недоступны или находятся вне зоны действия сети!
– Немедленно звони родным и близким, – Алла Валентиновна вскочила, придерживая компромат под полой, и ринулась к выходу. – А директору я сама скажу! Кто будет спрашивать – ты ничего не знаешь. Все, держи меня в курсе дела!
– Какого дела? – нахмурив выщипанные бровки, спросила секретарша у захлопнувшейся двери.
Дверь не ответила, но Милочка и сама сообразила, что за катастрофой неизбежно последует разбирательство и, значит, надо ждать появления в конторе бравых полицейских парней.
Поэтому Милочка сбегала к зеркалу, поправила прическу и макияж и только после этого позвонила «родным и близким».
Людмила Александровна Пинчикова уже третий месяц служила в городской средней
