В спальне было темно. Квадратное окно, которое он с вечера оставил незашторенным, смотрелось увеличенной копией главной работы Малевича. Непохоже было, что наступило утро светлого воскресного дня.
Громов похлопал ладонью по прикроватной тумбочке, нашел часы, сфокусировал взгляд на циферблате и выяснил, что светлое воскресное утро наступило пока что только в Японии и на Камчатке. На часах было три с копейками, самая что ни на есть глухая ночь. Какого черта он проснулся – непонятно!
Громов заворочался, поудобнее устраиваясь в постели, покидать которую досрочно вовсе не собирался. Матрас под ним хрустнул, и этот звук отозвался эхом у входной двери, где что-то скрипнуло.
Громов поднял голову.
– Андрей Палыч, вы не спите? – с надеждой прошелестел тихий голос.
– Кто здесь?
– Это я, Андрей Палыч, не бойтесь, – прошелестело в ответ.
Громов не испугался, просто неприятно удивился, потому что никогда не верил в существование замковых привидений, а тут к нему плыл конкретный шотландский призрак, клетчатый, как шахматная доска.
– Кто это – я? Я бывают разные! – сказал он подозрительным голосом умного Кролика из мультфильма про Винни-Пуха и сел, натянув одеяло по подбородка.
Призрак бесшумно приблизился и воплотился в растрепанную барышню, завернутую в толстое одеяло.
– Чего тебе, куколка? – неласково спросил ее Громов, имея в виду явно выраженное сходство ночной гостьи с толстой гусеницей в коконе.
– Ой, вы уже не сердитесь! – обрадовалась та, забыв, что она-то тоже обижалась и злилась. – Как хорошо!
– Не вижу ничего хорошего, – возразил Громов. – Три часа ночи! Все нормальные люди видят десятый сон, какого черта вам-то не спится? И как вы выбрались из башни? Почему Саня вас выпустил?
– Потому что он, в отличие от меня, нормальный человек и видит десятый сон, – хихикнула ночная гостья. – Андрей Палыч, вы обещали выслушать меня в любое время дня и ночи.
– Но не в любом месте и не в любом виде, – возразил Громов и потянулся за халатом. – Отвернитесь!
Он с сожалением покинул теплую постель, надел халат, сунул ноги в тапки и недовольно сказал:
– Я так понимаю, у нас с вами будет серьезный разговор, для проведения которого моя холостяцкая спальня не очень-то подходит?
– Э-э-э… да. Я думаю, нам лучше пройти в библиотеку или в кухню.
– В кухню, – выбрал Громов. – Заодно кофе выпью, чтобы глаза не слипались.
По тихому и темному ночному дому они перебрались в кухню, не перебросившись по дороге ни словом, следуя один за другим на расстоянии, не допускавшем никаких физических контактов. Несмотря на неуставную форму одежды, встреча предполагалась сугубо деловая, без лирики и интима.
Растрепанная Ольга Павловна в одеяле и босиком шествовала по ковровой дорожке с независимым и гордым видом номинантки на «Оскар». Громов окончательно проснулся и взирал на мелькавшие ниже клетчатого одеяльного края розовые пятки с мрачным раздражением. Он думал, что Оля явилась к нему с повинной, и пытался угадать: на кого же она все-таки работает?
На спецагента ФСБ, МОССАДа, английской разведки Ми-какой-нибудь, вообще любой организации серьезнее детско-юношеской банды «Тимур и его команда» Ольга Павловна решительно не походила.
Сама Оля в это время чувствовала себя Штирлицем и Мегрэ в одном приятном женском лице.
– Присядьте, Андрей Палыч, – предложила она, готовясь продемонстрировать ему свои детективно- шпионские таланты. – Хотите чаю с мятой? Он успокаивает, а мне предстоит вас неприятно удивить.
– Удивляйте, – разрешил Громов и присел на подоконник, всем своим видом показывая, что он способен перенести любой удар.
И Ольга Павловна удивила его, объявив без всяких предисловий:
– Кажется, я поняла, почему убили Марину!
Это было совсем не то, чего ожидал Громов, но он ничего не сказал, только пересел с подоконника на стул.
– «Красная метка», о которой я вам рассказывала, – никакое не проклятье. Это просто бумажки, на которых один трудный мальчик из шестого класса тренировался подделывать подписи учителей.
– А при чем тут убийство Марины?
– Я вам сейчас расскажу.
Оля налила себе чаю, открыла сахарницу. Она не тянула время, ей просто необходимо было чем-то занять руки – это удерживало ее от излишне экспрессивных жестов в духе Люсинды. Оля чувствовала, что бурной жестикуляцией и безумной мимикой Громова не убедить, с ним надо разговаривать очень спокойно.
«Как с буйным сумасшедшим», – подсказал ей внутренний голос, не забывший мгновенного и пугающего превращения культурного миллионера в жестокого деспота.
– Помните, вы рассказывали мне, что Марина была отчаянно влюблена в одного парня?
– В Ивана.
– Она очень хотела выйти за этого Ивана замуж, но он был неподходящей партией. Ваши родители его не приняли бы, а Марине было важно, чтобы они одобрили этот брак, так?
– Конечно, – Громов тоже говорил подчеркнуто безэмоционально, как будто они обсуждали какую-то абстрактную ситуацию. – Папа не стал бы содержать тунеядца, я тоже не поставил бы их на довольствие, и молодым просто не на что было бы жить.
– Поэтому Марина пыталась, что называется, сделать из Ивана человека: устраивала его на престижную работу, знакомила с полезными людьми, тянула в свою компанию, но все было бесполезно, – продолжила Оля.
– Потому что он – тряпка! – Громов уже начал сердиться. – Слюнтяй, лентяй и тряпка! Сам по себе Маринкин Ромео – полный ноль, его невозможно на что-либо умножить. Будь у него крепкий тыл – приличная семья, фамильные капиталы – на то, что сам он ни на что не годен, еще можно было бы посмотреть сквозь пальцы… Но родня у него – такая же серенькая и бедненькая, и этого уже никак не исправить.
– А вот тут вы ошибаетесь! – остановила пылкую речь Громова Оля, посемафорив ему чайной ложечкой. – По крайней мере, Марина думала по-другому. Она нашла способ сделать так, чтобы к родне Ивана у вас и у ваших родителей претензий не было.
– Это каким же образом? – Громов моргнул, с трудом оторвав взгляд от гипнотизировавшей его блестящей ложечки.
– Простым и надежным: выдав родную сестру Ивана за очень богатого и респектабельного человека.
Громов снова моргнул.
– За вас, – пояснила Оля, не дождавшись признаков интеллектуального прояснения во взоре собеседника. – Вы разве не знали, что учительница Наталья, с которой вы встречались до знакомства с Ксюшей, – сестра Ивана?
– Не знал! – Громов потер лоб. – Слушайте, я передумал, дайте и мне чаю… Или лучше коньяку.
– Чаю, – твердым учительским голосом сказала Ольга Павловна и налила Громову почти сплошную заварку.
Он сделал глоток, скривился от вкуса мятной горечи, но не отставил чашку. Было похоже, что сейчас ему все равно, что пить.
– Знаете, а ведь это могло сработать, – помолчав, не без удивления признался Громов. – Марина была умна! Это ей необходимо было одобрение родителей, а против моего выбора они не стали бы возражать. Я же, в свою очередь, поддержал бы брата моей жены.
– К сожалению, вы так и не сделали предложение Наталье, – напомнила ему Оля, вовсе не испытывая каких-либо сожалений по этому поводу. – Вы познакомились с Ксенией, которая вам понравилась больше, и при этом девушка тоже соответствовала вашему основному требованию: она работала учительницей!
