Почтенные горожане Стоубурга негодовали, и к полудню мэр города прислал к Блоссому чиновника сообщить, что цирк, по приказанию магистрата, должен немедленно покинуть Стоубург.
Конечно, Браун уже давно удрал из города. Но для Джона Дулиттла это вовсе не означало завершения неприятностей. Как раз наоборот. Когда Блоссом узнал, что его выдворяют из города, он вышел из себя. С ним даже чуть не случился удар. К тому же Фатима с самого утра настраивала его против доктора, и решение магистрата переполнило чашу его терпения. По милости докторишки он, Александр Блоссом, вынужден был нести убытки!
Когда в фургон хозяина цирка вошел чиновник в шляпе с пером и сообщил, что цирк должен немедленно покинуть город, там была Фатима и еще несколько циркачей.
— Бог знает что! — вскричал Блоссом. Рядом с ним, прислоненная к стене, стояла толстая дубинка. Он схватил ее и взмахнул ею над головой. — Я научу его, как себя вести! За мной!
Александр Блоссом прямиком направился к фургону доктора Дулиттла, вслед за ним шагали Фатима и пятеро циркачей. Они грозно размахивали кулаками. О’Скалли и Мэтьюз Магг сидели поодаль от фургона хозяина цирка. Когда они увидели, что целая толпа циркачей идет к доктору, О’Скалли помчался предупредить доктора, а Мэтьюз Магг побежал совсем в другую сторону. Но он не испугался, нет: он побежал за подмогой.
Пока «мстители» пересекали цирковой двор, к ним присоединились плотники, конюхи и другие служители. Доктор бесстрашно вышел им навстречу.
— Добрый день, — сказал он. — Чем могу быть полезен?
Александр Блоссом хотел было что-то сказать, но только беззвучно открывал и закрывал рот.
— Вы подложили нам свинью, — крикнул кто-то из толпы.
— А теперь мы подложим свинью вам! — пронзительно заорала Фатима.
— По вашей милости цирк изгоняют из города! — вопили циркачи. — Мы так надеялись подзаработать, а теперь нам придется затянуть пояса!
— Вы оклеветали нас, — обрел наконец дар речи Блоссом. — С первого же дня вашего пребывания в цирке вы только и делали, что вставляли нам палки в колеса! Вы слишком много берете на себя!
Не говоря больше ни слова, взбешенные мужчины под предводительством хозяина цирка набросились на Джона Дулиттла. Град ударов посыпался на доктора, и он упал на землю.
О’Скалли пытался защитить доктора и впился зубами в ногу Блоссома, но что может пес против дюжины разъяренных людей? И вот тут-то появился Мэтьюз Магг. Он бежал через двор цирка, а за ним тяжело переваливался с ноги на ногу силач Геракл.
Великан вступил на поле боя и принялся за ноги, за руки и за волосы оттаскивать нападавших, расшвыривая их в стороны, словно соломинки. В конце концов остались только двое сражающихся: Александр Блоссом и доктор Дулиттл. Они все еще катались по земле и тузили друг друга. Геракл ухватил директора за шиворот своей ручищей, поднял в воздух и встряхнул.
— Веди себя как приличествует воспитанному человеку, Александр, иначе я приведу тебя в чувство по-своему. А это, клянусь, будет тебе не так уж приятно!
На поле брани воцарилась тишина. Циркачи вставали на ноги и потирали ушибленные при падении места.
— Какая муха вас укусила? — спрашивал Геракл, все еще держа Блоссома за шиворот. Тот яростно взбрыкивал ногами. — Почему вы все набросились на доктора? И не стыдно вам нападать на одного, к тому же на самого маленького и слабого.
— Он сказал публике, что Браун шарлатан и его мази ни на что не годны! — крикнула Фатима. — Из- за него люди потребовали вернуть им деньги. Он сам мошенник! Об этом все знают!
— Ты-то сама хороша! — ответил ей Геракл. — На прошлой неделе я собственными глазами видел, как ты разрисовывала своих ужей, чтобы они стали похожи на гадюк. Джон Дулиттл не мошенник, а замечательный доктор, иначе ему не удалось бы так быстро меня вылечить.
— По его милости цирк выдворили из города, — проворчал кто-то из циркачей. — Мы тащились сюда тридцать пять миль — и все понапрасну! А теперь придется еще проехать миль сорок, пока мы наконец сможем хоть что-то заработать.
— Чтобы им и не пахло в моем цирке! — взорвался Блоссом. — Я терпел его сколько мог. Теперь все, кончилось мое терпение!
Хозяин цирка высвободился из рук силача, подошел к доктору и сунул ему под нос кулак.
— Вы уволены! — заорал он. — Даю вам срок до вечера. И чтоб ноги вашей здесь больше не было!
— Ладно, — сказал доктор, — к вечеру нас здесь уже не будет. — И он направился в свой фургон.
— Погодите, господин доктор, — остановил его Геракл. — Вы и вправду хотите уйти из цирка?
Джон Дулиттл повернулся к силачу и нерешительно произнес:
— Мне трудно сказать, хочу я уйти из цирка или нет.
— Какая разница, хочет он или нет! — снова крикнула Фатима. — Хозяин выставил его вон — вот и все дела. Пусть убирается.
Джон Дулиттл посмотрел на Фатиму. Эта женщина ненавидела его лютой ненавистью, глаза ее горели. И тогда он вспомнил безобидных ужей, над которыми она измывалась, вспомнил слона, льва и леопарда из зверинца, вспомнил старушку Бетти, которой уже давно пора было на покой. И пока он стоял неподвижно, соображая, что ответить Гераклу, Скок ткнулся влажным носом ему в руку, а Тобби потянул зубами за полу сюртука.
— Нет, Геракл, — ответил доктор, — должен признаться, что уходить из цирка мне не хочется. Но что поделаешь, ведь меня выгоняют.
— Ну уж нет, — решительно сказал циркач. — Всегда можно что-то сделать. Послушай, Александр, — и он ухватил Блоссома за плечо и поднес к его носу кулак величиной с арбуз, — если уйдет доктор, то уйду и я, а со мной и мои племянники-акробаты. С кем ты останешься в цирке? Кто тебе дороже — мошенник Браун или настоящие артисты?
Господин Александр Блоссом, владелец «самого большого цирка в мире», призадумался. От страха и неуверенности он покусывал усы. Да и было над чем призадуматься: тюлениха Софи исчезла неизвестно куда, без силача, акробатов и тяни-толкая нечем будет заманить публику. Пока Блоссом колебался, Фатима то бледнела, то краснела, то зеленела от злости. Если бы ее глаза могли метать молнии, доктор и Геракл уже давно умерли бы на месте.
— К чему нам ссориться, — наконец сказал Блоссом. Теперь его голос звучал мягко и приветливо. — Почему нам не сесть за стол и по-дружески, за чашкой чая, не договориться? Было бы непростительной глупостью губить цирк из-за такого недоразумения.
— Я готов остаться в цирке, — твердо произнес доктор, — но с одним условием. Пока я здесь, в цирке никто не будет торговать шарлатанскими снадобьями.
— Вы слышали? Он опять за свое! — завизжала Фатима. — Хватит нас учить, как работать в цирке!
— Кроме того, я требую, чтобы эта женщина больше не приближалась к змеям. Она должна уйти. Или я, или она! А змей я у нее куплю.
Как ни бесилась Фатима, как ни кричала, ни угрожала, Джон Дулиттл и Александр Блоссом сумели договориться.
Однако дело завершилось не так хорошо, как могло бы показаться. Той ночью Бу-Бу сидела на ступеньках фургона и слушала, как ухали совы, охотившиеся в поле на мышей. Распахнулась дверь, и к ней вышла Крякки. Утка утопала в слезах.
— Я уж и не знаю, как сладить с нашим доктором, — пожаловалась она. — Она вытряхнул из копилки все двести сорок девять шиллингов и пять пенсов, которые мы копили, чтобы вернуться в Паддлеби. Знаешь, на что он их потратил? Он купил шесть огромных змей! К тому же он поселил их в ящике, где я храню муку! — И Крякки зарыдала в голос.
