— А немец-то, видать, из бывших, — заметил майор. — Быстро среагировал.
— Как вы думаете, товарищ майор, будут еще стрелять? — спросил Репняков.
— Кто его знает. Может, там уж и нет никого. Может, его дело — предупредить, что едут, мол. Впрочем, мы сейчас проверим, — и с этими словами майор включил свет. Включил всего на несколько секунд, но из черной тьмы опять забубукало, и снова вокруг завизжало и завыло и зашлепало по камням.
Репняков успел увидеть желтый мерцающий огонек где-то на уровне второго этажа в конце улицы, куда едва достигал свет фар косо поставленной машины, но и на этот раз не сдвинулся с места, не испугался даже, хотя понимал умом и еще чем-то, что это самая настоящая смерть визжит и воет, подбираясь к его телу.
— Не включайте свет! — раздался из темноты голос особиста, голос взвинченный, почти истеричный. — С ума вы, что ли, сошли?
— Лейтенант! — окликнул майор. — Жив?
— Жив, товарищ майор.
— Не заметил, откуда стреляли?
— Заметил. Вон там впереди и чуть слева. Из окна, видимо.
— Чего ж сам-то не стрелял? А говоришь: по огневой 'отлично' было.
— Так я…
— Сейчас я еще разок включу, а ты бей туда. Весь диск можешь вогнать, — и обращаясь в темноту: — Где вы там, товарищи? Я сейчас назад немного сдам. Под колеса не попадите!
Заурчал мотор, машина дернулась и тут же раздался сдавленный вскрик:
— О mein Gott! Zuruck! Zuruck!
— А чтоб его! — выругался майор. — Про Фрица я и забыл.
Он переключил скорость, дернул машину вперед, и пулемет ударил снова — уже на звук. И снова лейтенант Репняков увидел пульсирующий огонек и поспешно, боясь опоздать, боясь стать посмешищем в чужих глазах, вскочил на ноги, вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. Автомат забился в его руках, светлые тающие огоньки, вытягиваясь в изломанную нить, потянулись в темноту, уперлись во что-то невидимое.
За все училищные годы Репняков не выпустил столько пуль по мишеням, сколько за один раз по невидимому пулеметчику. Он добросовестно не отпускал крючок, пока автомат не захлебнулся последним патроном. Он не заметил, когда тот человек за пулеметом перестал давить на свой спусковой крючок. Может, они сделали это одновременно, может, он попал в него или у того кончились патроны. Или не выдержали нервы. Но сбоку кто-то из офицеров стрелял тоже. Очень расчетливо стрелял, короткими очередями. Но как бы там ни было, а тишина наступила только тогда, когда у Репнякова кончились патроны, хотя в ушах у него все еще продолжало звенеть, стучать и выть. И в этой неестественной и оттого пугающей тишине раздался снова будничный голос майора:
— Friz! Was ist los?
Что-то залопотал сзади немец. Майор послушал-послушал, буркнул:
— Ладно, до свадьбы заживет, — и, обращаясь к особисту: — Эй, старшой, где ты там? Дальше поедем или назад повернем? Как там у тебя в твоей инструкции?
Послышались чертыханья, стук прикладов о камень, сдавленный смешок: офицеры вставали на ноги, отряхивались, подходили к машине.
— Какого-то придурка посадили за пулемет, — недовольно ворчал капитан-связист. — Я бы на его месте подпустил шагов на двадцать-тридцать. От нас бы одно мокрое место осталось…
— Вы, капитан, кажется, недовольны, что сами не отправились налаживать связь с тем светом? Так, может, подъедем поближе? Надеюсь, он учтет ваш совет.
— Подъедем, подъедем. Мне-то ничего не будет: я заговоренный. У меня в Восточной Пруссии случай был…
— Ладно, хватит! — оборвал капитана особист. — Давайте, майор, за угол. И допросите своего немца. Это он, гад, в засаду нас привел. Специально. Я это нутром чую.
— Не выдумывай, старшой! — озлился майор. — Немец сидел рядом со мной, и первая же пуля могла быть его. За-са-ада! Тьфу! Со страху тебе засада померещилась. К тому же, это не мой фриц, а твой. Сразу видно: из стукачей.
— Это верно, — подтвердил молчавший до сих пор старший лейтенант-сапер.
— Так что, едем или не едем?
— Где тут объезд?
— Спросите немца, — попытался снова взять инициативу в свои руки особист.
— Какой к черту объезд? Этот пулеметчик второй сон уже видит. Дрейфите, так и скажите, — насмешничал майор.
— Дуриком умереть никому не хочется, — примиряюще проворчал особист.
И майор включил свет.
Лейтенант Репняков увидел слева и справа от машины людей, слегка пригнувшихся, с оружием в руках, готовых на что угодно. И сам он зачем-то выставил вперед свой автомат, хотя знал, что диск пуст.
Никто не стрелял. Все медленно разогнулись, кто-то нервно засмеялся.
— Похоже, что и вправду спать пошел.
— Или послушался совета капитана.
— А может, мы его того? Лейтенант, небось, из него решето сделал.
— А может, это не он, а она.
— Ну, ей лишняя дырка не повредит.
— Ха-ха! Хи-хи!
— Поехали, выясним.
Офицеры полезли в машину, под их ногами задребезжали стреляные гильзы.
— Намусорил ты тут, лейтенант, — пошутил связист. — Достанется тебе от коменданта.
Прихрамывая подошел немец.
Майор открыл ему дверцу.
— Nemen sie platz, bitte, mein Herr, — пригласил он его с издевкой.
— Danke schon! Danke schon! — засуетился немец.
Хлопнула дверца, машина рванула с места, бросаясь навстречу жуткой и манящей неизвестности. Возле кирпичного дома, до которого и было-то всего метров двести, с высокой крышей, каких здесь десятки и сотни, резко затормозили. В свете фар были видны свежие следы от пуль на стене и ставнях первого этажа, битые стекла второго, мансарды.
— Ну, кто пойдет? — спросил майор, достал папиросы, вытащил одну, предложил немцу, потом остальным. Закурили, разглядывая дом.
— Никто не пойдет, — произнес особист. — У нас задание. А это — потом.
Майор круто повернул баранку влево, офицеры навалились друг на друга.
Минуты через две-три машина остановилась. Потухли фары. Немец что-то негромко говорил майору.
— Чего он? — спросил особист.
— Боится дальше ехать. Говорит: увидит кто-нибудь, тогда ему капут.
— А как же мы найдем?
— Здесь рядом.
— Он, гад, опять под пули нас подведет! — зло бросил особист. — Пусть сидит — и ни с места! А то я ему первому…
Майор что-то сказал немцу и тихонько тронул машину, не включая свет. Лейтенант Репняков догадался, что и танкист не очень-то доверяет Фрицу Эберману.
Свернули за угол и снова остановились.
— Все, приехали.
— Который?
