Вершинина спустилась по лестнице и опять оказалась в просторном фойе.
— Тамара! — услышала она знакомый голос и обернулась.
Перед ней стоял Юра, журналист периодического издания, в котором раньше работал Сергей Соколов. Они были приятелями. С Юрой Тамара тоже познакомилась в клубе.
— Какими судьбами? — Он был рад встрече.
— Заехала пообедать.
— Красиво жить не запретишь. А я по делам. Как у нас говорят: встречался с источником. — Он заметил недоумевающий взгляд Вершининой и захохотал. — Да нет, не с этим. — Он характерно щелкнул себя по горлу. — Ни капли алкоголя. С источником информации.
Он, не стесняясь, окинул Тамару оценивающим взглядом и одобрительно покивал головой:
— Выглядишь отлично. Такая роскошная женщина! Серега сказал, что замуж вышла.
— Да, дочке уже годик.
— Рад, что у тебя все хорошо.
— А у тебя?
— И у меня не плохо. Верчусь. — Он помедлил. — Про Соколова ничего не слышала?
— Нет, — нейтральным голосом сказала Тамара. — Мы… давно не виделись. Как он? — Последние слова она произнесла с усилием.
— Хреново. Журнал, куда ушел, закрыли. К тому все и шло. За последние полгода они один номер выпустили. Я ему сразу сказал: возвращайся к нам, пока место есть. Так он разве послушает? Чего ждет, не знаю. Видел его на прошлой неделе, злой как черт и пьет. — Юра замолчал и добавил: — Пьет без границ. Я, как ты помнишь, сам не ангел, но меру знаю, а тут… — Он огорченно махнул рукой. — Из дома не выходит, сидит как сыч, говорит, книгу писать собираюсь. Какая книга, е-мое! Вот возьмет наш главный редактор другого сотрудника, и все. Действительно будет торчать дома, работать над собой. Кретин упрямый. — Всегда улыбающийся Юра сейчас был необычайно серьезен. — Тамара, я конечно, понимаю, что это не мое дело, но, может, вы на него повлияете, а? Жалко мужика, пропадает. Скоро тридцать один год стукнет, а ума — как у пацана.
— Юра, вы поймите меня правильно. Наверное… — запнулась Тамара, — там есть кому о нем позаботиться.
— Да нет у него никого! Всех разогнал.
Сидя в машине, Тамара уже не смотрела в окно. В голове стучала одна мысль: Сергею плохо. Она до крови искусала губы. Заныло сердце. Прошло больше двух лет, как они окончательно расстались. У нее — своя жизнь, у него — своя. «Ты могла бы сдохнуть сто раз, а ему не было до тебя никакого дела». Все так. Но сейчас у нее — благополучная жизнь, а он… Неужели она не может просто встретиться с ним и поговорить или позвонить по телефону? Это ничего не изменит в их отношениях.
Мелодия мобильника заставила ее очнуться. Звонила Ася.
— Что-то случилось с Симой?
— Ничего не случилось. Чуть что, так сразу — Сима. Ребенок под присмотром. Ты лучше вот что скажи: когда собираешься ехать на Клязьму?
— Завтра с утра, как договорились.
— Сегодня приезжай, сейчас.
— Хорошо, — удивилась Тома. — Но все-таки в чем дело?
— Это касается завещания Серафимы Дмитриевны.
Тамара умолкла, не решаясь задавать других вопросов. Значит, она правильно поняла в свое время, что ее ожидает серьезная новость.
В завещании был один пункт, объяснения которому не находилось. Бабка запретила продавать картины в течение двух лет. Тома и не собиралась ничего продавать. Она пыталась узнать что-то у Аси, но это было бесполезно.
— Всему свое время, — говорила она.
Пожилая женщина, проживя всю жизнь с Серафимой Дмитриевной, приобрела такой же несгибаемый характер.
Взять хотя бы воспитание маленькой Симы.
— Не балуй девку, — говорила Ася. — Время нынешнее, может статься, похуже нашего будет. Надо, чтобы из нее человек вырос, а не размазня избалованная. Вы детей не воспитываете, вы им прислуживаете.
Тамара возмущалась и пыталась бастовать, но не нашла понимания даже у мужа. К удивлению, Ярослав Асю Ивановну поддержал. Они вообще прекрасно понимали друг друга.
Два года, указанные в завещании, еще не прошли. Тогда о чем собирается говорить с ней Ася?..
Глава 9
В Москву Шнейдер прилетел утром и сразу же договорился о встрече с Лидманом.
Дмитрий Евгеньевич Лидман был известной фигурой в среде собирателей. Его интересовало все: картины, фарфор, древние монеты, предметы прикладного искусства. Но особый интерес для Лидмана представляло коллекционирование орденов, медалей и старинных знаков отличия. Это было его основной «специализацией». Он был автором нескольких научных работ в области фалеристики, которые стали классикой.
Дмитрий Евгеньевич часто посещал клуб фалеристов, выступал на конференциях, составлял каталоги, словом, вращался в кругу людей, связанных с антиквариатом, а потому был в курсе всех событий. У него имелось собрание орденов и медалей, но оно, к сожалению, не шло ни в какое сравнение с коллекцией Ольшанского.
Часто Лидман выступал посредником при продаже. Гюнтеру Шнейдеру с его помощью удалось совершить весьма выгодные сделки. На вывоз некоторых предметов старины требовалось особое разрешение. Лидмана это не смущало. Пусть у немца голова болит, а его дело маленькое. Сейчас государство хватилось и стало более тщательно контролировать вывоз, а что творилось в 90-е годы! Придумать, как обойти закон, — не проблема. Главное — не попадаться.
Лидман очень не любил рассказывать о себе. Если бы в клубе фалеристов знали о некоторых фактах из его цветной биографии, то репутация известного специалиста заметно пошатнулась бы. Он успел поработать в нескольких музеях.
Именно в период его работы в звенигородском музее оттуда была похищена коллекция палехских шкатулок. Сотрудники в один голос твердили, что это дело залетных воров. Версия, что кража совершена кем-то из своих, тоже выдвигалась. Вот когда Лидман запаниковал по-настоящему! Он был причастен к хищению, но обставил дело так, чтобы об этом никто не догадался. Все обошлось. Версия — она версия и есть. Не доказано ничего — значит, никто не виноват.
Лидман у себя шкатулки не оставил, хотя соблазн был очень велик. Выждал время, нашел покупателя. И не успокоился до тех пор, пока они не ушли за границу.
С тех пор он стал осторожнее. Выступал посредником, проводил оценку, но сам в уголовщину не лез. С Ольшанским вот бес попутал.
Гюнтер Шнейдер вошел в лифт и поморщился. Только в России можно столкнуться с подобным: владеть бесценным антиквариатом и жить в доме с вонючим лифтом.
Дмитрий Евгеньевич встретил гостя с озабоченным выражением лица. Шнейдер, принявший это на свой счет, мгновенно насторожился. Разговор предстоял серьезный, и неожиданностей он не любил.
Впрочем, немец быстро успокоился. Картины, приобретенные по его просьбе Лидманом, ему понравились.
— Хорошо, — говорил он, внимательно оглядывая холсты. — Очень хорошо.
По-русски Шнейдер говорил без переводчика.
— Цены на живопись подобного рода скоро пойдут вверх. — Дмитрий Евгеньевич, не забывая наблюдать за покупателем, почмокал губами.
