Он поступил осмотрительно. Днем на своем «жигуленке» медленно проехал мимо дома. Окна Ольшанского просматривались хорошо. Он ясно увидел разбитое стекло, выходящее на балкон. Наблюдалось полное отсутствие хозяина. Еще раз Назаркин проехал мимо уже вечером. В окнах соседних квартир горел свет, окна Ольшанского были темны.
Он подъехал к дому глухой ночью. Точно так же поставил свой «жигуленок» в переулке, чтобы его не было видно с проезжей части дороги. Поднялся на пятый этаж, открыл окно в подъезде. Был момент, когда он хотел все бросить и бежать. Это когда на четвертом этаже кто-то вышел из квартиры. Он стоял затаив дыхание. Даже про пистолет забыл. Выждал некоторое время, не вернется ли тот человек с четвертого этажа. Кругом стояла тишина, и он решился. Зацепился «кошками» за балкон и шагнул на карниз.
В квартире он не включал свет, заранее запасся фонариком. Действовал, как и Драник, в перчатках. Все шло хорошо, пока внезапно не погас фонарик. Он распсиховался, ну надо же, дерьмо китайское подсунули! Шаря в темноте, свалил вазу. Звон осколков звучал в тишине, как канонада. Это его доконало. Понял — пора сваливать. Похватал в темноте, что под руку попалось.
Выбрался опять по карнизу. До дома добрался без приключений. И там рассмотрел свою добычу.
— А не так уж и плохо, — повеселел Назаркин.
Забылся страх, который испытал там, в закрытой чужой квартире, когда грохнул эту чертову вазу. Ему показалось тогда, что сейчас весь дом сюда сбежится.
Он вертел в руках тяжелый металлический ковш.
— Занятная вещица. — Назаркин поставил ковш на стол. — У Ольшанского дешевых поделок быть не должно, значит, вещь эта старинная, — приговаривал он. — Ладно, разберусь.
Расшатанные нервы требовали лечения. Назаркин открыл бутылку водки и жадно хлебнул прямо из горлышка. Он вспомнил, как осуждал Драника за его примитивность и непритязательность. Сейчас ему самому было не до изысканности.
Он сделал еще один большой глоток и опять взял в руки ковш.
— Интересно, кому могла принадлежать эта посудина? — Он пощелкал пальцем по металлу. — Серебро, наверняка. Главное, сколько она может стоить?
В руки Назаркина попал тот самый наградной серебряный ковш конца XVII века, пожалованный боярину Якову Годунову от царей Петра и Ивана Алексеевичей, о котором Ольшанский недавно говорил в клубе фалеристов Лидману.
Глава 19
Тамара с огорчением разглядывала висячий замок на доме Шаворнина.
— Ничего не понимаю. — Она подергала за металлическую скобу и пошла к калитке.
— Тихона Алексеевича сегодня утром «скорая помощь» забрала, — услышала она женский голос.
Тамара обернулась. Это говорила соседка художника.
— Вот как, — растерялась Тамара, — а он мне вчера звонил, хотел поговорить. Я сегодня специально из Москвы приехала. У него что-то серьезное? — спохватилась она.
— В таком возрасте, милая, все серьезно. Не молод уже.
— Куда его положили?
— В районную больницу повезли, куда поближе. В реанимационное отделение. Сердце прихватило. К нему сейчас не пускают. Дочка приезжала, так ее тоже не пустили.
Тамара совсем расстроилась. Жалко Тихона Алексеевича. Когда он позвонил вчера, Тамара удивилась.
— Томочка, — твердил он, — по телефону не все скажешь. К тому же, может, я навыдумывал чего. Вы приезжайте, поговорим. Хочу, чтобы у меня душа спокойна была.
О чем же он с ней хотел поговорить?
С тех пор как она стала встречаться с Сергеем, все изменилось. Совсем недавно вела спокойный и даже ленивый образ жизни, а теперь забот хоть отбавляй. Сначала дочка заболела. Тамара привезла на дачу врача, она решила перевезти ребенка в город, но Ася не дала.
— Обычная простуда, здесь быстрее пройдет, — твердила она. — У нас все условия есть, воздух свежий, нечего ребенка туда-сюда таскать.
Врач кивал головой. Тамаре ничего не оставалось делать, как согласиться. Она не хотела спорить с Асей.
Иногда Тамаре казалось, что Ася знает про Сергея. Знать она, конечно, ничего не могла, но чутье у пожилой женщины было потрясающее. Тамара ловила на себе не то осуждающий, не то сочувствующий взгляд. А может, ей это только казалось, потому что считала себя виноватой?
Ярослав застрял в Германии, звонил, говорил, что все в порядке.
— Почему не приезжаешь?
— Дела.
Тамара знала, что его секретарша Нина Ивановна уже дважды за это время побывала в Гамбурге. Какие у него могут быть дела? Все от нее что-то скрывают. Ну и пусть!
Отношения с Сергеем тоже нельзя было назвать безоблачными. Она металась между дочкой, мужем и своей любовью, а он бесился, что она не может быть с ним постоянно. Раньше Тамара болезненно переживала из-за большой разницы в возрасте между ними, теперь про это даже не вспоминала. Ей за него замуж не выходить! Как он не понимает, что у нее своя жизнь? Она не может по первому его требованию срываться с места и мчаться на другой конец Москвы.
— Эгоист несчастный, — твердила Тамара.
Она сидела на берегу речки и смотрела на воду. Ася увела няню Оксану с маленькой Серафимой домой. Ребенок недавно болел, а вечером у речки прохладно. Тамара осталась одна, ей хотелось посидеть, подумать.
— Посиди, отдохни, может, что хорошее надумаешь, — сказала Ася.
«Точно, она обо всем знает! — поняла Тамара. А если не знает, то догадывается».
За все приходится платить. Сергей… Она вздохнула.
— Что делать, что? — Тамара сидела, обхватив колени руками. Как хорошо здесь, тихо, спокойно. Вернется завтра в город, и все начнется сначала.
Жаловаться некому. Сама виновата, не надо было начинать. Вспомнила русскую поговорку, услышанную от покойной бабушки: «В одной руке сто. уев не удержать». Тогда она ужаснулась тому, что ее интеллигентная бабушка может так выражаться. А ведь верно сказано! Сейчас она собственной шкурой понимала, что верно.
Отношения с Сергеем, начавшиеся как прихоть, как желание что-то доказать себе и ему, затягивали, делали жизнь невыносимой.
«Чего мне не хватает, неприятностей?» — шептала Тамара.
Надо что-то делать. Она, обожаемая жена своего мужа, от которого у нее ребенок и который с нее только что пылинки не сдувает, не должна вести себя подобным образом. Не должна. А ведет! Была бы при деле, на дурные мысли меньше времени оставалось бы.
Когда первый раз приехала к нему, думала, что теперь она умная и знает, как себя с ним вести. А главное, что она всегда сумеет вовремя остановиться. Но получилось все не так. Сергей словно зачаровал ее, она тонула в его голубых глазах, и с каждой встречей здравые мысли все быстрее испарялись из головы.
Умом она все понимала, но ничего не могла с собой поделать.
«Однажды это уже было», — твердила она себе.
«И никакого счастья тебе это не принесло», — раздавался изнутри здравомыслящий голос.
Ну и что! Вот встретится с ним еще раз… или два, что это изменит?
Наступили сумерки, с реки наползала прохлада. Тамара встала и зябко поежилась. Пора домой. Она задумчиво смотрела на медленное течение речки. Уходить не хотелось. Лишь здесь, наедине с собой, несмотря на тревожащие ее мысли, она впервые за последнее время почувствовала, что к ней
