хватает». У тех, кто имел деньги, проблем не было, для них приготовлены отдельные палаты. Когда воевал, как оказалось теперь — неизвестно за чьи интересы, никогда не думал о деньгах. Зато другие думали, им — отдельные палаты, а таким, как он, — кушетка в коридоре. Ему никогда не забыть глаза жены, когда он проклинал свою беспомощность. Главврач сказал, что они подобные операции не делают, надо… В общем, все понятно.
У нее не было никого ближе и роднее, чем он.
После потери жены внешне изменился мало, только стал угрюмее. Вот тогда он понял, как был привязан к ней. Как верно кто-то сказал: мы всегда виноваты перед теми, кто уходит. Если бы все вовремя, нашел бы деньги на операцию, нашел! Зубами скрипел, когда думал, что все могло пойти по-другому. Видно, так ему на роду написано.
Он по профессии — воин, ему доводилось близко видеть смерть и убивать самому. На его глазах война забирала людей, и это было страшно. Вернувшись домой, всегда долго привыкал к мирной жизни: не стреляют, на улицах вместо БТРов — обычные автомобили. Потом возвращаться стало не к кому.
Когда его засосало в эту воронку… Нет, он никого не винит. Жене помочь не успел, а в дерьмо вляпался. Знал, на что шел, не маленький. Поставка оружия — бизнес криминальный и очень грязный. Но он никогда не участвовал в сделках, если оружие поставлялось тем, против кого недавно воевал, какие бы прибыли это ни сулило.
Куликов еще раз цепким взглядом окинул поляну. Тихо вокруг, ни души. Там, далеко, откуда пришел, было шоссе. Здесь шум машин не слышен. Он вздохнул полной грудью и только сейчас заметил красоту августовского леса. Задрав голову вверх, увидел маленькую рыжую зверушку, притаившуюся в спутанных ветвях.
— Надо же, белка! — удивился он.
Шустрая белка, услышав восклицание, смешно вертя головой, сделала неслышный прыжок вдоль ветки. Ничего хорошего обитателям леса от людей ожидать не приходилось, и пушистый зверек был настороже. Но любопытство сильнее страха. Выждав, белочка продолжила наблюдение за нежданным гостем, появившимся в этом отдаленном уголке леса.
Куликов вздохнул. Он хорошо запомнил день, когда был здесь два года назад. Тогда стояла осень, роскошная подмосковная осень, а он, как загнанный зверь, бежал от людей, чтобы затаиться и спрятаться. Он давно почувствовал опасность, отходы приготовил, документами запасся, но все произошло внезапно. Едва успел в тот день скрыться с дачи Новикова и уйти в лесной массив.
Хорошую дачу подлец отстроил на Рублево-Успенском шоссе! И когда успел? А все плакался, все кусочничал, послушать — так беднее его, Новикова, на свете и человека нет. Как он орал, как голосил при последнем разговоре, слушать противно было. А ведь если бы не его жадность, не было бы провала. Иногда Куликов думал, что, может, так даже и лучше, одним махом все решилось. Надоело. Теперь хоть рожу этого крысятника видеть не будет.
— Тебе что, ты как перекати-поле, — визжал Новиков, — доллары сгреб, собрался и ушел, а я куда?
— Как — куда? Переедешь с Рублевки поближе к центру, — не удержался от злой шутки Куликов. — В Лефортовские апартаменты — вряд ли, в Матросскую Тишину тоже рылом не вышел, значит, в Бутырки. Купишь себе комфортабельную камеру.
Новикова перекосило от ненависти.
Куликов не завидовал чужой собственности, каждому — свое, но если хочешь крупно заработать, то и рисковать приходится серьезно. Новиков своей жизнью и свободой рисковать не желал, чужой — пожалуйста.
Когда до Куликова, изнывающего от безделья на средиземноморском курорте, дошла весть, что Новикова выпустили по амнистии, понял — пора возвращаться. Уже здесь узнал, как Новиков купил себе свободу. Сдал третьего подельника, Эдуарда Рюмина, и все дела. Рюмина застрелили при задержании, и как был уверен Куликов, не случайно. Слишком много знал. А ведь Эдик с Новиковым дружками были. Правда, в последнее время Рюмин Новикову не доверял.
Все приговаривал вроде бы в шутку:
— В бизнесе нет друзей, есть партнеры, а лучший партнер — мертвый.
Вот Рюмина, если бы не пристрелили, точно в Матросскую Тишину засунули, слишком ценной информацией он обладал.
Когда виделись в последний раз на даче у Новикова, Эдик, улучив момент, как только хозяин ненадолго оставил их одних, протянул Куликову небольшой сверток.
— Держи. Спрячь, чтобы этот хорек не видел.
— Что это?
— Бомба замедленного действия. Дерьма хватит, чтобы кое-кого из высоких чинов забрызгать. Храни как зеницу ока. Здесь парочка кассет, ну, и документы. Если обнародовать, скандала не избежать. Мы с тобой, Петро, полтора года знакомы, с этим, — он кивнул в сторону исчезнувшего Новикова, — лет тридцать, но продаст он меня с потрохами, как только самого прижмут. Сдуется.
— Может, и я продам.
— Нет, — он покачал головой. — Не шути, времени у нас нет. Ты — из другого теста. Я хоть и дал маху, вляпался в дерьмо, но кое в чем еще разбираюсь.
Они помолчали.
— У меня дубликаты есть, но… — Рюмин помедлил. — Предчувствие нехорошее. Я, конечно, не ангел, да и ты тоже, но не мы эту кашу заварили. Несправедливо получается. Там, — он кивнул наверх, — все в шоколаде, мы — преступники. Охота поделиться с ответственными товарищами. Короче, здесь, — он потряс пакетом, — взрывчатка для них, противоядие для нас. Все зафиксировано, а главное — деньги. Через какой банк на офшорах крупные суммы крутилось. Дела серьезные, посмотришь — поймешь. Я на дно залягу, да и тебе уходить надо, а дальше — как получится.
Куликов едва успел спрятать пакет во внутренний карман, как появился перепуганный Новиков.
— Мне позвонили… — Он хватал воздух побелевшими губами. — П-полный провал!
— Уходить надо, — вскинулся Куликов.
— Ключ от задней калитки, быстро! — гаркнул Рюмин хозяину.
Новиков уставился на Рюмина.
— Пристрелю! — Рюмин достал пистолет.
Новиков трясущимися руками протянул ключ.
— Как же так? А я…
Новиков остался на даче, а им обоим удалось уйти. Куликов помнит, как Рюмин махнул ему рукой на прощание. У каждого из них была теперь своя дорога.
— Еще повоюем… — Это последнее, что услышал Куликов.
Он закопал пакет на этой самой поляне. Когда мельком заглянул в документы, присвистнул от удивления. Ого, действительно бомба замедленного действия! Высокопоставленных чиновников зацепить может. Рюмин правильно сказал: ни Куликов, ни сам Рюмин ангелами не были, но мальчишек восемнадцатилетних они под пули не гнали. Куликов готов за свои противоправные действия ответить. Только ведь и до суда дожить не позволят. Дадут отмашку на отстрел.
Он вытащил нож и ковырнул землю. Здесь захоронка, на месте, как лежало все, так и лежит. Он осторожно вытащил из ямки водонепроницаемый пакет.
За то время, что Куликов отсутствовал, многое изменилось. Некоторые из высокопоставленных чиновников ушли, но кое-кто остался, они по-прежнему процветают на хороших должностях. Если делу дать ход, прокуратура заинтересуется и теми, и другими. Чем черт не шутит — под какую раздачу при новой власти попадешь, а то и посадить запросто могут.
Его лицо, и без того жесткое, окаменело. Он прекрасно понимал, какую игру затеял. С той минуты, как взял в руки этот пакет, пощады ему не будет. В случае провала…
Не будет громкого уголовного дела, он просто исчезнет, тихо и незаметно. Слишком многие в этом заинтересованы. Живым он никого не устраивает, только мертвым, значит…
«Может, плюнуть на это дело? — мелькнула предательская мыслишка. — Отсижу свое не хуже людей».
