— Я знала, что вы можете это сказать.
— Итак, если вы находите в себе достаточно сил для этого и согласны с моим предложением, я предпочел бы видеть вас на месте для дачи показаний в течение всей этой процедуры.
— Хорошо, — согласилась Мак, стараясь больше не думать об этом. — Я сделаю все, что нужно, для того, чтобы он не вышел из тюрьмы.
— Я высоко ценю вашу решимость. Откровенно говоря, я считаю точно так же. Этот половой извращенец — агрессивный фетишист и садист. Он действительно очень опасен. К счастью, такие встречаются нечасто. Злодеи такого калибра.
Да, к счастью.
Макейди вспомнилось, какой огромной удачей были наполнены ее последние годы. Начать с того, что она осталась в живых. Руки-ноги на месте и даже пальцы, худо-бедно, целы. Для нее все могло закончиться гораздо хуже.
Словно для того, чтобы подтвердить ее мысли, большой палец у нее на ноге начал зудеть, и именно в том месте, где микрохирург пришил его полтора года назад. Поначалу, после операции, палец онемел, и не было уверенности в том, что к нему вернется чувствительность. Теперь проблема с пальцем усугубилась, невыносимый зуд доводил Мак до исступления. Он начинал изводить ее, стоило лишь вспомнить об обстоятельствах, при которых была нанесена эта рана. Эд Браун отсек ее палец скальпелем во время своего ритуального действа. Несомненно, он намеревался сохранить большие пальцы ее ног, вместе с другими, полученными от предыдущих жертв, в сосуде с формалином, найденном у него в спальне. Мак мучила мысль о том, как адвокаты Эда собираются выстроить защиту против такой неоспоримой улики.
— Возможно, вы у себя в Канаде не подозревали, какой повышенный интерес к судебному процессу возник здесь у нас, да и по всему Соединенному Королевству.
— По всему Соединенному Королевству?
— Все благодаря Ребекке Росс, одной из последних жертв. Она снималась в мыльной опере, «Соседи» кажется, и пользовалась большой популярностью.
Великолепно.
Правосудие на процессе несло ответственность не за Кэтрин и тем более не за то, что пришлось пережить самой Мак, а за восемь других женщин, лишившихся жизни из-за садистской одержимости Эда. Эта ответственность тяжким бременем давила на плечи Мак.
— Мы сделаем все возможное, чтобы защитить вас при входе и выходе из зала суда. Помните, вы не обязаны говорить с журналистами. Точнее, я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, по крайней мере до окончания судебного процесса.
— Понимаю. — Мак хотелось вернуть разговор к самой сути судебной процедуры. — Могу я спросить, сделала ли защита попытку заставить суд рассматривать каждое убийство в отдельности?
— Да, они пытались, но им не удалось этого добиться.
Хорошо, подумала Макейди. Защита иногда пытается добиться отдельного рассмотрения для каждого из совершенных обвиняемым преступлений, тем самым затрудняя попытки представителей обвинения доказать, что преступление действительно имело место. Обвиняемый мог выиграть один-два процесса за недостатком улик или вследствие наличия неопровержимого алиби, и тогда на последующих слушаниях защита могла заявить: «Ваша честь, этот человек, обвиняется в совершении целого ряда преступлений, но наш адвокат уже доказал, что он не совершал некоторых из них, поэтому весьма возможно, он не совершал и этого тоже». Такое уже случалось прежде. Вряд ли возможно, что группа защиты откажется от такой возможности, учитывая огромный объем улик, собранных против Эда Брауна, но они могут придумать все что угодно. При одновременном рассмотрении всех убийств впечатляющее количество изобличающих улик будет рассмотрено одним составом присяжных, и если паче чаяния обвинение не сможет доказать, что Эд убил одну из его жертв, это не должно повлиять на ход процесса из уважения к остальным жертвам. По крайней мере, эта новость обнадеживала.
— А как насчет просьбы о помиловании на основании признания его невменяемым? Как вы думаете, они этим воспользуются? — умоляющим голосом спросила Мак. Такие слухи уже имели место.
— Возможно. Законом, безусловно, оговаривается, что мы должны полностью раскрыть перед защитой наше дело и то, как мы его представим в суде еще до начала слушаний. В то время как команда мистера Брауна не обязана заранее раскрывать перед нами свои планы. Им достаточно лишь дать нам знать, планируют ли они потребовать психологической экспертизы свидетелей, с тем чтобы у нас были наготове свои эксперты, дабы опровергнуть свидетеля защиты. Кроме того, они могут припрятать еще какой-нибудь туз в рукаве. Обычно в арсенале мистера Грэйнджера великое множество всяческих трюков.
Макейди знала, что на процессе будет присутствовать судебный психиатр — для того, чтобы обвинение могло утверждать в Королевском суде, что Эд Браун является психопатом, а не невменяемым и, следовательно, не имеет права на признание его невиновным на этом основании. Эд осознавал, что творил со своими жертвами, и знал, что его действия носят преступный характер. Согласно закону, Эд является извращенцем, но не сумасшедшим.
Палец ноги засвербило еще сильнее, и ей пришлось нагнуться, снять туфлю и помассировать его.
— Вам нехорошо? — встревожился Бартел.
Мак почувствовала, что краснеет. Она не собиралась показывать свою босую ногу со шрамами, но терпеть зуд больше не было сил.
— Можете назвать это психосоматикой, но мой палец беспокоит меня всякий раз, стоит только… стоит только подумать об этом происшествии.
— Отлично. Мы это используем, — к ее изумлению деловито сказал барристер, хватая ручку и блокнот. — Сейчас ваш палец действует полноценно? Был ли нанесен ущерб вашей способности ходить и выполнять физические упражнения?
— Сейчас все уже наладилось.
Бартел разочарованно вздохнул. Возможно, он представил себе, как она, прихрамывая, поднимается на место для дачи показаний: двадцатисемилетняя женщина, опирающаяся на трость. Эффектное зрелище.
— Могу я задать вам еще один вопрос? — решилась Мак.
— Безусловно.
— Каким образом типу вроде Эда Брауна удалось вдохновить такого адвоката, как Филип Грэйнджер, принять участие в подобном процессе? Что он за человек? Вы встречались с ним раньше? — Макейди сама удивилась тому, как резко звучал ее голос. Она не собиралась показывать, насколько ей горько.
— Да, я хорошо знаю мистера Грэйнджера, — кивнул Бартел. — Это первоклассный адвокат, один из самых уважаемых в Австралии, занимается практикой начиная с шестидесятых годов и является специалистом в ведении сложных дел подобного рода. — Он с угрюмым видом принялся перебирать бумаги на столе. — Вы, Макейди, должны помнить о том, что этот человек участвует в процессе в силу того, что были совершены тягчайшие преступления. Для того чтобы восторжествовало правосудие, оно должно быть представлено самыми лучшими силами. Так работает судебная система. Ее цель не личность, а законность. Мистер Грэйнджер постарается отыскать альтернативное объяснение убийствам и представит его суду. В конце концов, из представленных судье и присяжным соперничающих теорий главное преимущество отдается справедливости. Не дело защиты судить своего клиента, она только представляет его в наиболее выгодном свете. Я тоже лишен права судить. Возможно, такая система не является совершенной, но другой у нас нет, и я всю свою жизнь посвятил тому, чтобы оставаться частью этой системы.
Мак кивнула, смущенная тем, что вызвала столь прочувствованную речь в защиту правоохранительной системы. Она понимала, что Бартел прав, но ей было невыносимо трудно вынести саму мысль о том, что Эд Браун, садист и хладнокровный убийца ее подруги Кэтрин и многих других женщин, получит самого лучшего адвоката. Представители защиты попытаются убедить присяжных в том, что Эд невменяем, или в том, что экспертиза судебной психиатрии по отношению к нему недостаточно доказательна, что Макейди — свидетель неубедительный, что детектив Джимми Кассиматис — плохой полицейский, что детектив Энди Флинн вел себя непрофессионально и к тому же лично причастен к произошедшему, а стало быть, имеет предвзятое отношение к преступнику — следовательно, его показания
