раньше не выскочите, а то останетесь недоростками. И позже тоже нельзя — вымахаете с коломенскую версту.
— Ну, это не беда, — даже обрадовался Тубов. — Меня бы метр девяносто пять устроил.
— Баба Таня, — подал голос Хохматых. — А я вот тоже вопрос спросить хочу. Чего это нам все за шурум-бурум кричат?
— А это, голубчик, милый ты мой, такое заклятие — демонов успокаивает. Старинное, персидское ещё. Шурум-бурум — сильная вещь.
Она подошла с берестяным туеском, выхватила горсть крупнозернистой серой соли и принялась кидать сержантам за воротник и в рукава. Пояснила:
— Энто, голубчики, четверговая соль, самая сильная. Сейчас на неё заклинание скажу. — Она откашлялась, запритопывала валенком. — Солёный, ядрёный, в печку сажёный. Расти высоко, раздавайся широко. Румяный, душистый, пышный да плечистый. Сочный, смачный, кругом удачный. Девкам в удовольствие, мне, старой, на продовольствие. — Последнее слово произнесла особенно невнятно. И тут же сменила тон: — Под мышки чесночок зажмите. Злые чары отгоняет — исключительно! А запах! Сейчас ещё волшебной мазью вас напомажу, голубчиков.
Она принялась поливать сержантов из пластикового ведёрка густой белесой жидкостью. Тубову ее запах показался подозрительно знакомым.
— Баба Таня, а это зачем? — спросил он. — Форму же не отстирать будет.
— А это чтобы ты стал красавцем писаным, вот зачем.
— Блондином с голубыми глазами? — Тубов аж подскочил. — И рост метр девяносто пять?
— Конечно, — ласково улыбнулась баба Таня, заливая чудесным составом сержанта с ног до головы. — И бицепс, как у Шварценеггера.
Тубов хотел что-то сказать, но поперхнулся — в раскрытый рот пролилась волшебная мазь. Когда проглотил, воскликнул удивлённо:
— Да это же майонез!
— А ты чего ожидал? — сварливо избоченилась баба Таня. — Верблюжьего кумыса? Или «Шато де Пессак-Леоньян» восемьдесят пятого года? Чем богаты — тем и рады. Лежи давай смирно, а то будешь пузатым карликом, а не белокурым бестием. Мой майонез ему не по ндраву. Ты слышал, Сигизмунд? — обратилась она к коту.
Кот осуждающе мявкнул.
— Да не, я ничего, — пошёл на попятный Тубов. — Хороший майонез, вкусный.
— Вот потому лежи и помалкивай, — строго приказала старуха. — А я выйду на огород. Ещё одну травку найти надо. Облом-трава называется. Духовитая…
Скрипнула дверь, потом крыльцо. Донёсся приглушённо голос бабы Тани:
— Сигизмунд, ну-ка быстренько укропчику мне сооруди пару пучков.
— Дюже мне всё это не нравится, — вздохнул Хохматых. — Особенно кот.
— Да и мне подозрительно, — поддакнул Тубов, слизывая с верхней губы майонез. — Где это видано, чтобы кота Сигизмундом звали? — Он сел на лопате. Майонез сползал с него как покрывало с юбилейного памятника.
Изгнанное выстрелами зверьё возвращалось в избу. Тараканы, как обычно, строем. Ёжик продефилировал на задних лапах, растопырив иголки, пофыркивая презрительно. Мышей пришло явно больше, чем убегало. Крыс тоже. Мыши летучие повисли на потолке и разглядывали сержантов, настороженно шевеля ушами. Потом явился какой-то хорёк, которого вообще тут не стояло. С важым видом уселся возле печи, заткнув за ворот белый платочек и держа в одной лапе вилку, а в другой — столовый нож. Потом в дверную щель, цокая когтями, проскользнула какая-то облезлая серо-бурая лисица, села рядом с хорьком и начала разглядывать Тубова, словно портной, собирающийся снять мерку. Или гробовщик, прикидывающий габариты клиента.
— Кто там пришёл? — высунулся из майонеза Хохматых.
— По-моему, пришел песец, — уныло ответил напарник.
— Что? — подпрыгнул Хохматых. — Ты, как знаешь, а я линяю.
Он решительно сполз с сундука и побрёл к дверям, пятная грязные половицы майонезными кляксами.
— Чего ты? — Тубов соскочил следом, схватил напарника за скользкий рукав. — Не хочешь быть блондином, стань брюнетом.
Сзади раздалось противное хлюпанье. Это песец торопливо жрал с пола майонез, кося жадным глазом на сержантов. Хорёк, отложив нож и вилку, стирал салфеткой слюни с разочарованной морды.
— Знаешь, я тоже, пожалуй, пойду, — сказал Тубов, расчищая ладонью кобуру.
Часто оглядываясь, они подбежали к двери, распахнули и разом вывалились на крыльцо. Прямо перед ними стояла в бурой траве свежеоструганная бочка из цельного чурбана с привязанными по бокам дворницкими метелками. Бочку украшал велосипедный руль со звоночком.
Тубов хотел юркнуть в болотные кочки, но Хохматых схватил его за отворот куртки. Зашипел:
— Сюда давай! Это вертолёт!
— Какой на хрен вертолёт? — удивился напарник, но тоже принялся карабкаться по метелке в бочку.
Тут раздался тревожный вопль Сигизмунда, а следом крик бабы Тани:
— Голубчики, вы куда! Назад! Вон из ступы!
Она шкандыбала, размахивая клюкой. Рядом скакал на трёх лапах кот, зажимая под мышкой колючий сноп жёлтого укропа.
Хохматых уже сидел, свесив ноги внутрь ступы, вцепившись в рукоятку метлы. Он злорадно крикнул:
— Пошла метла по кочкам! По кочкам, кусточкам, по узеньким дорожкам!
Однако ступа, вопреки его ожиданиям, с места не стронулась.
— Фу, напугали хулиганы, — баба Таня остановилась, утерла лоб рукавом, высморкалась в угол платка. — Ладно, пошалили и хватит. Ступайте обратно. Продолжим обряд, сделаем вас красавчиками. Я вот и облом-траву уже припасла…
— Оставь себе свой облом! — крикнул Тубов. — Смотри, Хохматых, ключ в замке!
И точно — прямо в ступу оказался врезан обычный дверной замок, и из него торчал ключ. Тубов повис одной рукой на руле, другой повернул ключ. Ступу качнуло и приподняло над землёй.
— Голубчики, не погубите! В кредит брала на сто лет, век не рассчитаться будет! Двойной форсаж, мягкая посадка!
— Зажарить хотела, уважаемая! — верещал в ответ Хохматых. — Я сразу раскусил твои преступные намерения.
— Не для себя старалась, миленький! — Вопила баба Таня. — Исключительно для науки и искусства. Кулинарного! Никто ж ещё не готовил сержантов в мундире. Не улетайте, касатики! Я вас обратно большими сделаю!
Попала в точку. Напарники переглянулись и задумались.
— Ладно, делай нас обратно большими, — сказал Хохматых. — Но только гляди, одно лишнее движение — и мы улетаем. Навсегда.
— Точно, улетаем, — поддакнул Тубов, свесив ноги по сторонам рулевой колонки и вцепившись в пластиковые рукоятки.
Хохматых для гарантии вытащил пистолет.
— Голубчики, я мигом! — Старушка вскарабкалась в избушку, через минуту выползла с металлической банкой из-под растворимого кофе в руке. Показала: — Читай, что написано.
— Увеличительное стекло, — прочёл по складам Хохматых кривые буквы на косо налепленной влажной бумажке.
— Значит так, — деловито принялась объяснять баба Таня. — Берёте по горсти и быстро глотаете, не разжёвывая. — Ждёте минут пятнадцать и начинаете расти. Вот и вся хитрость.
Она протянула банку. Хохматых заглянул и увидел, что та на две трети наполнена битым стеклом.
