возлюбленную уступив… (Пауза.)
Как тихо она по ступеням сходила, ставя вперед все ту же ногу, — как дитя… Стой, сердце! Жаркий, жаркий клекот, гул встает, растет в груди… Нет! Нет! Есть способ: глядеться в зеркало, чтоб удержать рыданье, превращающее в жабу лицо… А! Не могу… В пустынном доме и с глазу на глаз с ангелом холодным моей бессонной совести… как жить? что делать? Боже мой… (Плачет.)
Так… так… мне легче. То плакал Морн; король совсем спокоен. Мне легче… Эти слезы унесли соринку из-под века — точку боли. Я Гануса, пожалуй, не дождусь… Душа растет, душа мужает, — к смерти, что к празднику, готовится… Но втайне пускай идут приготовленья. Скоро настанет день — я Гануса, пожалуй, и не дождусь, — настанет, и легко убью себя. А мыслью напряженной не вызвать смерти; смерть сама придет, и я нажму курок почти случайно… Да, легче мне, — быть может, это — солнце, блестящее сквозь дождь косой… иль нежность — сестра меньшая смерти — та, немая, сияющая нежность, что встает, когда навеки женщина уходит… А эти ящики она забыла задвинуть… (Ходит, прибирает.)
…Книги повалились на бок, как мысли, если вытянет печаль и унесет одну из них; о Боге… Рояль открыт на баркароле: звуки нарядные она любила… Столик, что скошенный лужок: тут был портрет ее родных, еще кого-то, карты, какая-то шкатулка… Все взяла… И — словно в песне — мне остались только вот эти розы{157}: ржавчиною нежной чуть тронуты их мятые края, и в длинной вазе прелью, смертью пахнет вода, как под старинными мостами. Меня волнует, розы, ваша гниль медовая… Воды вам надо свежей. (Уходит в дверь направо.)
Сцена некоторое время пуста. Затем — быстрый, бледный, в лохмотьях — с террасы входит Ганус.
Ганус. Морн… Морн… где Морн?.. Тропою каменистой, между кустов… Какой-то сад… и вот — я у него в гостиной… Это сон, но до того как я проснусь… Здесь тихо… Неужто он ушел? На что решиться? Ждать? Боже, Боже, Боже, ты позволь мне с ним встретиться наедине!.. Прицелюсь и выстрелю… И кончено!.. Кто это?.. Ах, только отраженье оборванца… Я зеркалов боюсь… Что делать дальше? Рука дрожит, напрасно я вина там выпил, в той таверне, под горою… И шум в ушах… А может быть? Да, точно! Шуршат шаги… Теперь скорей… Куда бы… И прячется слева за угол шкафа, выхватив пистолет. Возвращается Морн. Возится с цветами у стола, спиной к Ганусу. Ганус, подавшись вперед, дрожащей рукой целится.
Морн. О, бедные… дышите, пламенейте… Вы на любовь похожи. Для сравнений вы созданы; недаром с первых дней вселенной в ваших лепестках сквозила кровь Аполлона{158}… Муравей… Смешной: бежит, как человек среди пожара…
