лишь вымыслом приятным и искусным.Он говорил…Стретчер. Я говорил одно:я говорил, что Сильвии смешноумильничать с бродягой этим гнусным,я говорил, что кровью все лесаизмызгал он, что я его, как пса…Колвил.Довольно, друг! Задуй свой гнев трескучий,не прекословь девическим мечтам;ведь сто очей у юности, и там,где видим мы безобразные тучи,она увидит рыцарей, щиты,струящиеся перья и крестылучистые на сумрачных кольчугах.Расслышит юность в бухающих вьюгахнапевы дивья. Юность любит тьмулесную, тьму высоких волн, туманы,туманы и туманы, — потому,что там, за ними, радужные страны{105}угадывает юность… Подожди,о, подожди, — умолкнут птицы-грезы,о сказочном сверкающие слезыиссякнут, верь, как теплые дождивесенние, и выцветут виденья…Стретчер.Давно я жду, и в этом наслажденьяНе чувствую; давно я, как медведь,вокруг дупла душистого шатаюсь,не смея тронуть мед… Я допытаюсь,я доберусь… Я требую ответ,насмешливая Сильвия: пойдешь литы за меня?..
Стук в наружную дверь.
Слыхали?.. Этот стук…Он, может быть…Колвил.О нет; наш вольный другстучит совсем иначе.
Стук повторный.
Голос за дверью. Отопрешь ли,телохранитель Вакха?Колвил. Это он, —хоть стук и необычен. Стречер, милый,куда же ты?Стретчер. Я очень утомлен,пойду я спать…Голос. Открой! Промокли силы…Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.Стретчер.Я, право, утомлен…Колвил.
