Все равно не до сна.
Мешаев Второй. Вот как.
Антонина Павловна. Дело в том, что… справедливо или нет, — но Алексей Максимович опасается покушения. У него есть враги… Любочка, нужно же человеку что-нибудь объяснить… А то вы мечетесь, как безумные… Он бог знает что может подумать.
Мешаев Второй. Нет, не беспокойтесь. Я понимаю. Я из деликатности. Вот, говорят, во Франции, в Париже, тоже богема, все такое, драки в ресторанах…
Трощейкин. Что вы так пугаете? Что случилось?
Барбошин. Передохнуть пришел.
Антонина Павловна
Трощейкин. Вы что-нибудь заметили? Может быть, вы хотите со мной поговорить наедине?
Барбошин. Нет, господин. Попросту хочется немного света, тепла… Ибо мне стало не по себе. Одиноко, жутко. Нервы сдали… Мучит воображение, совесть неспокойна, картины прошлого…
Любовь. Алеша, или он, или я. Дайте ему стакан чаю, а я пойду спать.
Барбошин
Мешаев Второй. Я? Да что ж… Обыкновенно, дверным манером.
Барбошин
Трощейкин. Успокойтесь. Это просто приезжий. Он не знал. Вот, возьмите яблоко и идите, пожалуйста. Нельзя покидать пост. Вы так отлично все это делали до сих пор!..
Барбошин. Мне обещали стакан чаю. Я устал. Я озяб. У меня гвоздь в башмаке.
Любовь. Вы получите чая, — но под условием, что будете молчать, молчать абсолютно!
Барбошин. Если просят… Что же, согласен. Я только хотел в двух словах рассказать мою жизнь. В виде иллюстрации. Нельзя?
Антонина Павловна. Люба, как же можно так обрывать человека…
Любовь. Никаких рассказов, — или я уйду.
Барбошин. Ну а телеграмму можно передать?
Трощейкин. Телеграмму? Откуда? Давайте скорее.
Барбошин. Я только что интерцептировал[29] ее носителя, у самого вашего подъезда. Боже мой, боже мой, куда я ее засунул? А! Есть.
Трощейкин
Антонина Павловна. Видишь, Любочка, ты была права. Вспомнил Миша!
Мешаев Второй. Становится поздно! Пора на боковую. Еще раз прошу прощения.
Антонина Павловна. А то переночевали бы…
Трощейкин. Во-во. Здесь и ляжете.
Мешаев Второй. Я, собственно…
Барбошин
Мешаев Второй. Все это совершенно не соответствует действительности.
Барбошин. Кроме того, вы левша.
Мешаев Второй. Неправда.
Барбошин. Ну, это вы скажете судебному следователю. Он живо разберет!
Любовь
Мешаев Второй. Да я ничего…
Антонина Павловна
Барбошин. Есть вопросы, на которые я отвечать не обязан.
Мешаев Второй
Любовь. Умеете по руке?..
Трощейкин. О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, — а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух.
Барбошин. Он не дурацкий.
Антонина Павловна. Я читала недавно книгу одного индуса. Он приводит поразительные примеры…
Трощейкин. К сожалению, я неспособен долго жить в атмосфере поразительного. Я, вероятно, поседею за эту ночь.
Мешаев Второй. Вот как?
Любовь. Можете мне погадать?
Мешаев Второй. Извольте. Только я давно этим не занимался. А ручка у вас холодная.
Трощейкин. Предскажите ей дорогу, умоляю вас.
Мешаев Второй. Любопытные линии. Линия жизни, например… Собственно, вы должны были умереть давным-давно. Вам сколько? Двадцать два, двадцать три?
Любовь. Двадцать пять. Случайно выжила.
Мешаев Второй. Рассудок у вас послушен сердцу, но сердце у вас рассудочное. Ну, что вам еще сказать? Вы чувствуете природу, но к искусству довольно равнодушны.
Трощейкин. Дельно!
Мешаев Второй. Умрете… вы не боитесь узнать, как умрете?
Любовь. Нисколько. Скажите.
Мешаев Второй. Тут, впрочем, есть некоторое раздвоение, которое меня смущает… Нет, не берусь дать точный ответ.
Барбошин
Любовь. Ну, вы не много мне сказали. Я думала, что вы предскажете мне что- нибудь необыкновенное, потрясающее… например, что в жизни у меня сейчас обрыв, что меня ждет удивительное, страшное, волшебное счастье…
Трощейкин. Тише! Мне кажется, кто-то позво-нил… А?
Барбошин