Демьян почувствовал к ней жалость.
— Пожалей ты нас с Акимом, трое ведь у нас! — молила Наталья, почувствовав, что деверь смягчился. — Грешно такое думать, а умри он сейчас — обрадовалась бы. Ненавижу я его, насильника, скрываю все, Акима с детьми жалеючи! — говорила она, задыхаясь от слез.
— Ладно, Наталья! Я слова про то Акиму не скажу, но и ты нас ссорить перестань. Горя и без того хватает. А пока пусти, идти мне надо, — сказал Демьян и быстро вышел из комнаты.
Сидя на козлах в ожидании вывода арестованных, Демьян перебирал в памяти слова старшей снохи. «Могло и так быть, — думал. — Вот как она убивалась на похоронах мамыньки. За себя плакала, видно: защиту потеряла, а муж-то в Петропавловске был, деньгу наживал…»
— Ко мне пусть их сажают, ваше благородие! И полицейскому место найдется! — закричал он, увидев выходивших Федора и Кирилла под конвоем двух полицейских.
За ними шли родные, а потом толпой повалили мужики и бабы.
— Сажайте! — коротко бросил Нехорошко, направляясь к своей пролетке.
С ним сели двое полицейских — один с арестованными, а двое с Николкой заняли третью подводу.
— Аксинья Федоровна! Андрей Денисович! Садитесь с Яшкой, проводите сами в город, — предложил Демьян.
— Мамынька, я поеду! Танюшку пора отнимать, — обрадовалась Аксюта.
Татьяна сняла с себя большой платок и накинула ей на плечи. Андрей уже влезал на дрожки.
— Трогай! — закричал уездный, и его пролетка выскочила вперед.
Полицейский, сидящий с арестованными, дотронулся до спины Демьяна. Тот дернул вожжи, и хорошие кони сразу взяли рысью. Яков поехал вслед за ними. Замыкающей оказалась пролетка с полицейскими и Николкой.
— К Семену Гурьичу заезжайте! — выделился из причитаний и рыданий голос Дениса Полагутина, отца Андрея.
Через минуту подводы скрылись за завесой пыли.
— Пойдемте, Прасковья Петровна, Авдотья Васильевна! — позвал Егор Лаптев, взяв за руки рыдающих женщин. — Матвей, Родион, Анисим! Айдате все к Карповым…
Татьяна Полагутина приостановилась с Параськой.
— Мам! Пойдем, батя кличет, — подбежал к Параське ее старший сынишка Ганька.
Она с горечью взглянула на Татьяну и, не вытирая слез, пошла за сыном. Толпа медленно расходилась от волостного управления.
— Съедят теперь нас без Палыча, — выделились чьи-то слова.
— Подавятся! Сами не маленьки! Чему он учил, не забудем! — откликнулось сразу несколько голосов.
Дородный Никита Дубняк шел молча. Галька, обняв плачущую сестру, что-то тихо говорила ей.
— Да, учудил Демка! — протянул Павло Коробченко. — Отец чуть не при смерти, говорят, а он кого повез…
— Они, Мурашевы, хитрые! Отец-то с Акимом уедут, а Демьяну тут жить, — заговорил Кондрат Юрченко. — На нас вон все зверями смотрят, хоть не мы сажали этих, а он-то теперь в добрые вышел…
Такое объяснение поведения Демьяна Мурашева заинтересовало его компаньонов. Послышалось:
— Ишь ты! Ну и хитрюга! Вот те и молчун. Да уж Мурашевы не просчитаются!
Все сразу поверили в хитрость Демьяна. Коробченко сказал сыну:
— Ты того… Параську не тронь, что с братом прощалась. Я скажу матери, чтоб не дудела…
Грицко, глянув в хитро прищуренные глаза отца, молча кивнул головой.
Возле волостного управления осталось только сельское начальство.
— Неловко получилось с этим Николкой: прямо с полицией поехал, — заметил волостной.
— А ты видел, откуда он брал эти листки-то, Никифор Степанович? — спросил староста.
— То-то, что нет! Николка с полицейскими вперед шли, а потом закричали: «Вот они!», а листки-то у этого, рябого, в руках были, как мы подошли, — ответил волостной, угрюмо глядя в землю.
По дороге в город остановились только один раз — покормить лошадей. Уездный начальник стал строг и важен. Аксюте и Андрею к арестованным близко подходить не разрешал. Косился он и на Демьяна Мурашева, но смолчал, когда тот принес Федору и Кириллу богатый обед.
— Ешьте хорошенько, а то ведь там не покормят как следует, — угощал Демьян.
Яков, по его приказанию, потчевал начальника и полицейских. Кирюша не притрагивался к еде, он не спускал глаз с стоявшей невдалеке жены. Аксюта взглядом старалась ободрить мужа, даже пыталась улыбнуться ему, скрывая охватившее ее отчаяние.
— Ешь, Кирюша! С этих пор начинать голодовку рано, — значительно сказал Федор зятю. — Там за то, что тебя напрасно взяли, может, и нужно будет от еды отказаться…
— Не разговаривать! — заорал полицейский и поднял было руку, чтобы ударить Федора.
— Ваше благородие! — крикнул Демьян. — Это что же? И при свидетелях будут избивать?..
— Не трогать! — сердито приказал Нехорошко, трудясь над окороком.
Аксюта, кинувшаяся было вперед, застыла на месте, бросив на Демьяна взгляд, полный благодарности. Андрей стоял возле дрожек, судорожно вцепившись в короб. «Придет революция — за сегодняшнее много простим Мурашеву Демьяну, хоть он и сын выродка», — думал он.
В город влетели на взмыленных конях уже вечером. По приказу уездного, арестованных подвезли прямо к канцелярии уездного жандармского управления. «Пусть там разбираются, для рапорта материала довольно, ссориться с братьями Мурашевыми не стоит», — решил Василий Моисеевич.
Спустившись с пролетки, он направился в помещение.
— Ваше благородие! Дозволь проститься родным с арестованными, — попросил Демьян, заступая ему дорогу.
— Пусть прощаются, — кинул Нехорошко и пошел дальше, мельком взглянув на Аксюту.
Аксюта с Андреем и Демьяном подошли к арестованным. Карпов, обнимая и целуя Андрея, шепнул:
— Гурьича во всем слушай.
Аксюта замерла на груди мужа. Слезы градом катились по щекам.
— Сколько б ни пришлось ждать, о тебе только думать буду, дождусь вас с тятяней, заодно ведь стоять будете, — шептала она.
Кирилл, чтобы не заплакать, хмурился. Гладя жену по голове, он ответил:
— Каким был, таким и навсегда останусь. Расти дочку, не покидай маму и не забывай ничего…
Ему не хватало воздуха, трудно было дышать, но он крепился. Самое страшное уже случилось — разлучили с ней, — а остальное все можно вынести.
Когда на крыльце показались жандармы, Федору протянул руку Демьян.
— До свиданья, Федор Палыч! О жене не беспокойся. Меня прости, что поздно поумнел, — сказал, пристально смотря Карпову в глаза.
Федор обнял его, и Демьян, всхлипнув как-то по-детски, трижды поцеловался с ним. Потом так же простился с Кириллом.
— Хватит! Пошли, пошли! — скомандовал жандарм и ловко защелкнул на руках арестованных кандалы.
Аксюта прокусила губу, и струйка крови потекла у ней по подбородку. Уже с крыльца арестованные на миг оглянулись.
— Аксюта! Мы вернемся! — крикнул Кирилл, но его подтолкнули и дверь за ним закрылась.
— Может, к нашим поедете? — нерешительно предложил Демьян.
Аксюта отрицательно мотнула головой, говорить не могла.
— Спасибо на добром слове, Демьян Петрович! У нас есть где остановиться. У учителя-то моего, — ответил Андрей.
Взяв из дрожек платок Аксюты и узел, он пошел от дома, где остались закованные друзья. Аксюта
