человек двадцать. Он улыбнулся и подал деталь рядом стоявшему.
— Спасибо тебе! Замучился с проклятой, — от души поблагодарил Мухин.
— Не за что, Федот Гаврилович, — ответил дружески Федулов.
— Ишь ты! Муху по имени, отчеству назвал, — перебил его седоусый слесарь. — А тебя-то как зовут?
— Товарищи на заводе Антонычем звали, — Федулов прищурил темные с желтинкой глаза в ласковой усмешке.
Слесари зашевелились, но из-за угла вывернулся Никулыч и заорал:
— Чего базар устроили?
— Антоныч показал мне, как эту загогулину делать. Не ладилась она у меня, — угрюмо бормотнул Мухин, досадуя на то, что мастер не дал поговорить. Остальные молча разошлись по своим местам.
Мастер, осмотрев деталь, раздраженно бросил ее возле тисков — придраться не к чему. Подозрительно глянув из-под припухших век на спокойно стоявшего питерца, он пошел в другой конец цеха.
С этого дня слесари перестали чуждаться ссыльных. Они часто просили у Антоныча совета по работе и не прочь были поговорить с ним о жизни. С помощью Потапова Антоныч знакомился с рабочими токарного и литейного цехов. А летом Алеша стал зачинщиком походов на Ишим, озеро Пестрое. Там ловили рыбу, купались, играли в лапту, потом, улегшись кружком на зеленой траве, слушали рассказы о питерских рабочих.
Когда началась осенняя ярмарка, Алексей уговорил товарищей пойти на базарную площадь.
— Посмотрим, как купцы деньги наживают! — говорил он, смеясь.
Веселой гурьбой прошли через весь город, распевая песни под гармошку, на которой забористо играл Алеша.
Площадь кипела народом, от выставленных товаров рябило в глазах, резкие выкрики «зазывал» оглушали. Компанию мастеровых с лихим гармонистом тянули нарасхват ко всем харчевням, обещая большую скидку.
— Пошли, Алеша, выпьем по стопке, — позвал Алексея один из молодых слесарей.
Алексей согласился. Хозяин сразу налил ему стопку.
— Сыграй, парень, повеселей! — попросил он.
Слесарь заиграл «Камаринского», живо и плясуны нашлись, но как только выпили по стопке и закусили селедочкой, он встал и повел своих друзей дальше — не для гулянья ведь пришли сюда!
Алексей показал товарищам, как киргизы платят баранами за товары.
— Эх, мать честная! Да ведь они за всякую дрянь, выходит, отдают вдесятеро! — удивлялись рабочие, подсчитав на деньги стоимость баранов и полученного за них товара.
— А ты думаешь, почему у вас тут купцы так быстро богатеют, тысячи за одну ночь в клубе просаживают? — смеялся Алексей. — Вся торговля у них на обмане построена…
Нагляделись они всего за день, а обратно через «копай-город» прошли по желанию Алексея.
Изможденные, оборванные люди сидели кучками перед входом в свои темные норы, заменявшие им жилье; худенькие ребятишки бежали гурьбой за железнодорожниками, выкрикивая с плачем:
— Дяденьки, подайте, Христа ради, копеечку, на кусочек хлеба!
Рабочие помрачнели. Всю мелочь, что в карманах была, раздали детям, а как выбрались из «копай- города», так сразу заговорили о том, что у одних денег без счета, мошенничеством миллионы наживают, а тут вот, рядом, с голоду чуть не мрут…
— Переселенцы. Выманили их из России, ссуду да помощь на новом месте обещали, а здесь, видите, как помогают! — серьезно заговорил Алексей. — Да разве этим только плохо? Возьмите тех, что вон на купеческих заводишках работают по шестнадцать часов в сутки. Платят им хозяева столько, что и на хлеб не хватит…
— Оно и нам не больно много в получку отваливают, — сумрачно перебил его худой токарь.
— Нам тоже не сладко, — согласился с ним Алексей. — Да и не только одним нам. Хозяева везде одинаково за большой прибылью гонятся. За то на нашем заводе и забастовку устраивали. Хоть нас с Антонычем и сослали, а все ж расценки повысили…
Всю неделю в депо шли разговоры о купеческих прибылях, голодающих переселенцах и собственных плохих заработках.
— С утра до ночи у тисков гнешь спину, как проклятый, а все пустые щи хлебаешь, — говорил кто- нибудь возмущенно.
И сейчас же ему в ответ со всех сторон кричали:
— Зато Савин жене ванны из шампанского делает!
— А Разгуляев в один вечер твой годовой заработок пропивает!..
Раздавались крепкие словечки и злой смех в ответ на них.
Алексей сидел один в хибарке вдовы и, посвистывая, зашивал разорванную куртку. Трудился он старательно, но частенько, бросая шитье, приникал к мерзлому стеклу окна и, вытаив дыханием кружок, вглядывался в темную улицу.
Закончив работу, слесарь откинул в сторону куртку и заходил вдоль комнаты.
«А что, если с Антонычем случилось несчастье? — думал он со страхом. — Вдруг их с омичем захватили шпики?..»
Два года работали они, подготовляя железнодорожников к организации подпольной революционной группы. Есть теперь на кого опереться, но замены им, особенно Антонычу, пока нет. Провал их — непоправимая беда.
Подойдя к белой трубе и прижавшись спиной к теплой стенке, Алексей глубоко задумался, вспоминая минувшие события…
На вторую зиму у них образовался уже небольшой кружок верных товарищей: Гриша Потапов, Федот Мухин, литейщик Котлицын, токарь Рогожин… Они часто собирались у Мухина, будто в карты поиграть. Но розданные карты лежали на столе, а игроки, притихнув, с горящими глазами слушали рассказы Антоныча о путиловских рабочих, про стачки, про то, как рабочие в России борются за лучшую жизнь…
— Антоныч! Вот ты нам рассказываешь про своих питерцев. А мы разве хуже их? Ты скажи, что нам надо делать, — потребовал однажды Григорий.
— У нас здесь рабочих мало, а тружеников изрядно, Гриша! Нам прежде всего следует объединить вокруг себя всех, кто трудится, — ответил Антоныч.
Григорий тряхнул кудрявой головой и вдруг насмешливо спросил:
— И казаков будем объединять? Они тоже трудятся…
— Не все казаки одним миром мазаны, Гриша! — возразил ему серьезно Антоныч и рассказал про восстания казаков, про Стеньку Разина, про Пугачева.
Долго сидели они в тот вечер у Мухина. Все, что сообщал Антоныч, рабочие слышали впервые, перед ними словно тесные стены раздвинулись…
В следующую субботу Потапов с утра пригласил друзей «поиграть в карты» к себе.
— Катя моя больно хочет послушать рассказы Антоныча, — шепнул он Алексею. — Она у меня бой- баба, не то что Пелагея Мухина, не будет на печи дрыхнуть…
Участники субботних бесед под большим секретом, как умели, передавали слышанное своим друзьям. Антоныч об этом знал и, оставшись вдвоем с Алешей, довольно говорил:
— Пропаганда ширится!
— А не провалят они тебя? — спросил Алексей.
— Волков бояться — в лес не ходить, Алеша! Потом — ведь я всегда могу сослаться на книжки, дозволенные цензурой, — ответил Антоныч.
Гриша Потапов вскоре познакомился с казаком Егором Степановичем Мезиным…
Алексей оторвался от теплой трубы, подошел к дверям, подержался за ручку, но не вышел из избы, а, прикрутив фитиль в лампешке, сел на свою кровать-раскладушку. Антоныч строго наказывал ему не выходить. Если что случится, за их квартирой будут следить и поймут, из-за чего он выскакивает. Но как же долго нет Антоныча!
