— Вот-те и знаток! — проворчал Петр Андреевич, стоя на гребне.
Но телега Федора вдруг резко повернулась поперек дороги, застряла между березами и остановилась. Послышались облегченные вздохи. Прасковья вытерла заплаканные глаза.
— Тятяня! — едва дыша, прошептала Аксюта, очутившись первой возле отца.
— Ничего, дочка! Больно круто, а дорога что твое железо, — улыбнувшись дочери, сказал Федор. — Ступай обратно. Пусть березки рубят да поперек дороги к задним колесам привязывают…
Огромный обоз, больше ста подвод, держал путь на город Петропавловск. Старшим по-прежнему был Мурашев. Его мужики уважали за духовное звание и за богатство: шутка ли, шестерку лошадей ведет! Среди украинцев две семьи также вели по шестерику — Павла Коробченко да Никиты Дубняка. Но Павло и Никита были неграмотны и не пытались оспаривать старшинства Мурашева.
Длинны версты немереные, особенно когда их надо мерить своими ногами. Похудели, оборвались люди. У хозяев, которые победнее, лошади еле двигались. Многим пришлось во встречных деревнях ходить под окнами с протянутой рукой — кто калач подаст, а кто и выругает, всяко приходилось…
Федор с Аксютой все попутные озерца и реки с неводом облазали, измучились — рыбой ведь кормились. Прасковья выбилась из сил, б
Железновы ехали вчетвером — мать, две сестры и младший брат Кирюшка, мальчонка лет пятнадцати. Собственно, они не ехали, а шли, лошади у них не было. Вещи их лежали на телегах у брата Евдохи Железновой Кондрата Юрченко, ехавшего с женой и сыном на двух подводах, запряженных парами. Иногда к ним присаживалась и старая Евдоха. Молодежь все время шла пешком. При остановках тетка покрикивала на племянниц, чтобы скорей варили обед, а Кирюшка отпрягал лошадей и вел их пасти, не дожидаясь напоминания дяди. Его двоюродный брат, семнадцатилетний Стецко, прохаживался по стоянке, разминая ноги после долгого сидения.
К первому сентября обоз переселенцев дотянулся к Петропавловску. Переселенческий пункт находился в пристанционном поселке — «выселке». Здесь стояли два деревянных барака и десятка полтора войлочных юрт. Все помещения были забиты переселенцами, безлошадными, привезенными на «чугунке». Многие из них тут же ютились в дерюжных шалашах, а то и просто под открытым небом. Обозы останавливались перед выселками.
На пункте была и кухня, но в день она выдавала всего восемьсот порций, а переселенцев скопились тысячи. Возле кухни не прекращаясь слышалась ругань, а иногда и драки вспыхивали.
Мурашев, отведя свой обоз в сторону, велел остановиться на постой, а сам вместе с Кондратом Юрченко, Коробченко Павлом и Дубняком Никитой пошел в город искать переселенческое начальство. В последнее время дюжие украинцы сдружились с начетчиком и на остановках подолгу тихо беседовали с ним. Вначале к их группе присаживался и Федор Карпов, считавший Мурашева своим другом, но затем он стал подходить к ним все реже и реже. Пустив пастись Серка, Федор садился возле своей повозки и, нахмурившись, о чем-то раздумывал или шел рыбачить.
Из города Мурашев с друзьями вернулись поздно, а наутро собрали всех мужиков в круг.
— Вот что, мужички! — заговорил Петр Андреевич, разглаживая длинную, с проседью бороду. — От начальства толку скоро не добьешься, расспросили мы здешних старожилов. Кругом города на сотни верст леса вырублены, озера пересыхают. Летом здесь засуха, а зимой морозы лютые. Плохо и с землей. Всю ближнюю станичные казачки захватили и теперь сдают в аренду по два-три рубля за десятину, а дальше от них податься — киргизцы балуют…
Мужики, слушая своего вожака, посуровели, бабы запричитали в голос.
— А ну, замолчите! — громко прикрикнул на них Федор, вставая.
Когда смолк бабий плач, он сурово спросил Мурашева:
— Что же ты, Петр Андреевич, предлагаешь дале делать? За тобой шли. — В голосе его прозвучал укор.
Мужики зашевелились. Мурашев мягко улыбнулся.
— А ты, Федор Палыч, не спеши. Скажем сейчас, что мы обмозговали на пользу обчеству. Пахомушка, поди сюда поближе, — позвал он.
Из толпы выдвинулся юркий рыжий мужичонко с хитро прищуренными, узкими глазками.
— Расскажи, Пахомушка, тут ли те земли, о которых нам говорил! — твердо приказал Мурашев. — Ты ведь ходоком был от нас.
Пахом оглянулся на толпу, снял шапку и истово перекрестился.
— Вот те крест, мужики! Наша земля впереди вольная да хорошая. Были мы в маленьком городке, Акмолы прозывается, за ним и присмотрели хорошее местечко для нашего села, — произнес он торжественно.
Люди стали успокаиваться.
— А далеко ли ехать до него? — осведомился Федор.
— Пятьсот верст осталось. Больше ехали… Доедем до морозов, — вперед Пахома ответил Мурашев.
— Доедут, да не все. У многих лошади уже не идут, — вновь нахмурился Карпов.
За ним зашумели такие же, как он, однолошадники. Никита Дубняк, скривив усмешкой рот, хотел что- то ответить, но Мурашев, остановив его взглядом, заговорил сам:
— И об этом думали, Федор Палыч. Все мы братья во Христе, обо всех надо заботиться. Послушайте, мужички, наши думки.
Человек двадцать шагнули ближе к Мурашеву. Он неторопливо продолжал:
— Были мы и у начальства переселенческого. Двадцать рублей дают ссуду на лошадку. Только ждать придется, ой, долго, мужички! Тысячи ждут. Приценялись и на базаре. Хорошую лошадь здесь дешевле, чем за полсотни, не купишь. Чтоб до морозов доехать, надо верст по сорок в день проходить. Придется всем по паре лошадок в повозку впрягать. Грузу теперь меньше, можно рысцой идти. Вот и удумали мы — разделить обоз!
Мурашев замолк. Молчали и все. Однолошадники, у которых не было денег на вторую лошадь, горько усмехались в бороды.
«Завел людей за тыщи верст и бросает на произвол судьбы. Вот те и „брат во Христе“!» — озлобленно думал Федор, уткнув глаза в землю.
— Не думайте, мужики, что кто останется здесь, так и от нашего обчества отстанет совсем, — заговорил вновь Мурашев, словно разгадав мысли Карпова. — За зиму ваши лошадушки отдохнут, а весной потихоньку и тронетесь. С вами останется Егорушка, он в Акмолах был. Работа в городе найдется, прокормитесь до весны, а в летнее время степь кормит. До Акмолов доедете, а там уж вам скажут, где наше село будет. Землю станут нарезать — мы и вас учтем. Приедете — жилье будет выстроено, найдется угол каждому до весны от стужи укрыться, — ласково ворковал он.
Глава вторая
История города Петропавловска, в котором вместе с другими осталась на зиму семья Карповых, началась около двухсот лет назад.
Сразу после добровольного присоединения казахов, проживающих в Степном крае, к России началось строительство укрепленной Пресногорьковской линии, а затем в 1752 году была заложена крепость св. Петра — будущий Петропавловск.
Первоначальными обитателями крепости были казаки Сибирского казачьего войска и их семьи,
