— Момент для поцелуя, — кивнула Рен.
— Да. Так вот, когда наступил тот самый момент, мы просто пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам. — Я усмехнулась. — Знаешь, так трудно уснуть, когда он всего лишь через две комнаты…
Рен хлопнула в ладоши и посмотрела в окно. Игра продолжалась, и мы знали, что должны спуститься, чтобы не выглядеть, как две школьные зубрилки.
— Что ж, для начала неплохо, — кивнула она.
Я промолчала. Все случилось так неожиданно.
— И не беспокойся, на работе никаких проблем. Понедельник для тебя большой день.
— Пожалуйста, — простонала я, — не говори о работе. Это подождет.
Я встала и не сразу заметила, что Рен не встала вместе со мной. Она сидела на кровати со странным, отсутствующим выражением.
— Впервые слышу от тебя такое…
— И такой ты мне куда больше нравишься. — Рен радостно обхватила себя руками. — Когда-нибудь я расскажу, что ты потеряла, не познакомившись с Расселом раньше. Вот будешь кусать локти от досады…
— Есть только одна закавыка. — Я подняла палец и открыла дверь, наполовину ожидая увидеть за ней Кэти с прижатым к уху стаканом. — Эмма определенно не питает ко мне теплых чувств.
Рен рассмеялась.
— Да, девочка пошла в мать. Умница, но явно унаследовала ген стервозности.
— Но ты с ней справишься, Мили. Перетянешь на свою сторону. — Рен заглянула в манеж, где спал Джеймс. Малыш был такой тихий, что она лишь недавно отказалась от зеркала, с помощью которого проверяла, дышит ли сын. — Я, пожалуй, останусь здесь, с ним, а ты спускайся и поиграй с ребятами. — Она подмигнула. — И вот что, Мили…
— Что?
— Я еще никогда не видела тебя такой. Ты как будто светишься. И глаза…
Я остановилась, держась за ручку двери. Мне стало вдруг не по себе.
— Но, Рен… — К глазам подкатили слезы. — Я ведь совсем его не знаю, а он не знает меня. Что если ты ошибаешься?
Она сморщила нос.
— А если я права?
Глава 22
— Ты должно быть шутишь. — Гленн стащил бейсболку и почесал затылок. Его команда ждала. — Что она делает?
— Обкусываю ногти. — Я пожала плечами. — Хочу играть. А обкусать легче, чем поломать.
У некоторых отвисли челюсти.
— Расс, старина, женись на ней немедленно.
— Это называется, в обслуживании неприхотлива.
И, конечно, две другие женщины, не Кэти, нахмурились. Я выставила их не в самом лучшем виде. Пусть и непреднамеренно.
— Что? — Я снова пожала плечами. — Отрастут. — Я выплюнула последний кусочек розового ногтя и встала рядом с Расселом — босая и готовая к приему подачу. Две другие женщины посмотрели задумчиво на свои ногти, покачали головами и заняли свои позиции.
Только уже забыла об этом.
— О’кей, ты слишком много знаешь о Синджине Смите и Карче Киральи. — Рассел положил руку мне на плечо. Игра закончилась, и мы шли с волейбольного корта к лужайке с расставленными на ней стульями и шезлонгами. Рен приготовила и вынесла закуски и напитки: канапе с козьим сыром, мини-фрикадельки на зубочистках, эскалопы и коктейли «маргарита».
— Раньше мы часто ходили на профессиональный волейбол, — объяснила я. — Играли, кажется, в Белмаре, так, Рен? — Однажды, несколько лет назад, Рената замыслила и разработала план: как переспать с Синджином Смитом. Но сейчас, когда Рен держала на руках малыша Джеймса, а ее муж, Пит, смотрел на супругу с немым обожанием, выкапывать погребенные в прошлом воспоминания о далеком лете любви представлялось не совсем уместным. Да и переспать с Синджином, между прочим, ей так и не довелось. Что, наверное, было к лучшему, учитывая вскрывшиеся обстоятельства их с Питом знакомства.
— Так. — Рената хихикнула, и Пит понимающе улыбнулся. Возможно, она и поведала ему о своих давних приключениях, о попытках соблазнить самого богатого в стране профессионального волейболиста. Хорошо, что у них все получилось с Питом.
— Послушай, Мили… — Рассел сел рядом со мной, и, как в плохом ситкоме, все вдруг и разом громко заговорили друг с другом. — Не против прогуляться чуть погодя по бережку?
— Конечно. — Я кивнула и почувствовала, как теплая волна окатила шею.
Я понятия не имела, о чем говорили женщины. Я ничего не слышала и не видела и ходила с глупой, счастливой улыбкой, рассеянно кивая и притворяясь, что все понимаю и даже сочувствую женщине, не решившейся обкусать ногти и жаловавшейся на грубое обращение в косметическом кабинете, где ей делали восковую эпиляцию.
Расселу всего лишь было нужно уложить Эмму спать. Мы ожидали повторения репетиции танца, но малолетняя дива ограничилась тем, что выложила разноцветными драже «М&М» короткое послание «ненавижу Мили». Надпись украсила кухонный стол, но сама я ее не увидела — Кэти убрала этот призыв о помощи еще до того, как я ввалилась в кухню с тарелками и стаканами из-под «маргариты». До меня лишь долетели сверху пронзительные детские вопли «это нечестно!»
— Все в порядке? — с невинным видом осведомилась я у Кэти, которая как раз доедала драже, уничтожая тем самым улику.
— Да. — Она помолчала, придумывая правдоподобное объяснение. — У Эммы нервный срыв. Такое случается, когда ребенок переедает сахара.
Сахар и Эмма — не совсем удачная ассоциация. Определение «сладенькая» ей никак не подходило.
— Зрителей много, вот и выставляется, — добавила Кэти, забрасывая в рот пригоршню драже.
Совершив мысленный скачок в будущее, я представила такую картину: хмурая, насупленная Эмма с выбритой наполовину головой и пирсингом над бровью стоит перед судьей, а ее адвокат говорит: «Мы сожалеем о двенадцати жертвах, ваша честь, но моя подзащитная всего лишь выставлялась».
В кухню заглянул Рассел — запыхавшийся после нелегкого сражения наверху, он изо всех сил пытался показать, что все в порядке, и даже протянул мне с улыбкой руку.
— Скоро уже закат, — будто размышляя вслух, заметил Рассел. Мы шли по дюнам, и ноги по щиколотку проваливались в песок, так что прогулку никак нельзя было назвать легкой. Один раз я едва не упала, и он машинально схватил меня за локоть. Еще одно проявление галантности, совершенно новое для меня. В прошлом, да и то чрезвычайно редко, если мужчина тянулся к моему локтю, это означало, что пока мы раздевались, у меня там застряла лямочка бюстгальтера.
