Это не моя свадьба (но я здесь главная)

— Рассел, не надо… не поступай со мной так.

— Так нужно, Мили, — оборвал он сухо, придушив все чувства. — Эмме сейчас нелегко…

Эмме?

— И случай с Питом… Как косой по всем моим романтическим планам… Все, казавшееся забытым, вдруг обрушилось снова. Я понял, что должен взять паузу, как следует все обдумать. И еще я хочу быть с тобой абсолютно откровенным относительно того, что мне нужно.

Я выдохнула. Убрала волосы за замерзшие уши.

— Только не заставляй меня платить за то, что натворил Пит. — Прозвучало почти жалобно, голос сорвался. — Не добавляй меня к списку его жертв.

— Дело не в этом…

— Да, в этом! — закричала я, устав сдерживаться, защищаться, просить. — Ты хотел побыть со мной! Ты был счастлив! Был готов весь день заниматься со мной любовью! Ты ничего не боялся, ни о чем не тревожился, не думал ни о каких паузах на раздумье!

— Мили…

— Думаешь, меня это не потрясло? — кричала я. — Пит — ублюдок… мерзкий, грязный ублюдок… И то, как он обошелся с Ренатой, непростительно.

Резко, но справедливо. Я чувствовала, что Рассел использует случай с Питом как предлог, чтобы уйти в сторону, сбежать от того хорошего, к чему он же и вел нас обоих. Он планировал провести день в Долфин Данс, а теперь пытался переложить вину на Пита и Эмму. И даже на меня — за то, что я выбрала неподходящее время… за то, чтобы была с ним честной и откровенной. Получается, я виновата не в том, что сказала, а в том, когда сказала. Но это же полная чушь!

— Неважно, когда ты это говоришь, важно с человеком не ошибиться. — Я спорила, потому что не хотела отступать, и знала, что может быть наговорю такого, о чем потом пожалею. Но пружина сжималась весь день, и теперь меня было не остановить. Да и почему я должна молчать? Что плохого в том, что я говорю?

— Дело не в тебе, — прошептал он. — Не зацикливайся на этом.

— Я как будто со стеной разговариваю! Ты что, все уже решил, да? Ты этого хочешь?

Он не отвечал.

— Ты этого хочешь? — уже мягче, с отчаянием спросила я.

— Мили, я вовсе не собираюсь с тобой порывать. — Рассел немного занервничал. — Я лишь пытаюсь сказать, что мне нужно немного времени, чтобы спокойно все обдумать.

В ушах у меня звучал голос Ренаты. Дай ему время.

— У меня нет ни малейшего желания тебя обидеть. Я пытаюсь быть честным с тобой, ничего от тебя не скрывать. — Рассел говорил вещи, согласиться с которыми я не могла, но говорил их так нежно, так убедительно.

Вспомнилось кое-что еще из сказанного Рен в отношении Пита. Нельзя просить человека сделать что-то такое, на что он не способен. Может быть, это касается сейчас и нас с Расселом?

— Мили? — Ему тоже не понравилось долгое молчание. — Знаешь, я не спал всю ночь… ходил… думал…

Я красила ногти с Селией Тайрановой, а мой парень бродил по улицам, мучаясь и не зная, что делать с новой любовью.

— Что ты от меня хочешь? Что сделать? — едва слышно спросила я. — Я не хочу так.

— Я тоже.

В последний раз ты произнес эти слова, когда я сказала, что люблю тебя. Что ты имеешь в виду сейчас?

— Я сказала тебе то, что сказала. И я не говорила это, чтобы утешить тебя или ободрить. — Пауза — сдержать рыдания. — Это то, что есть на самом деле.

Тишина.

— Я серьезно. — Я обхватила себя руками, сопротивляясь ночному холоду и поднимающейся изнутри тошноте. Тело замерзло, а вот лицо наоборот, горело. — И раз так… бери столько времени, сколько тебе потребуется.

Молчание. Ну почему у нас нет таких больших видеотелефонов? С ними разговор мог бы быть совсем другим, и молчание не давило бы неопределенностью. Сейчас же я не видела его глаз, не знала, ходит ли он по комнате или стоит, прислонившись к стене, лежит на кровати, закинув руку за голову, или смотрит в окно.

— Спасибо, Мили, — выдохнул он. — Знаю, ты… то есть тебе… В общем, именно это мне сейчас и нужно.

И снова в памяти всплыли слова Рен… дай ему время подумать.

Рассел просил того, без чего не мог. Потому что я подтолкнула его. Да, подтолкнула.

И я буду последней стервой, если не дам ему то, о чем он просит.

— Все в порядке. Тебе это нужно, — выдохнула я.

— Когда вернешься домой?

— Через два дня.

— Я позвоню, — пообещал он. — Тогда и поговорим.

Мы дали отбой одновременно. Разговор ничего не прояснил, но только еще больше все запутал. Мы не порвали отношения, но прошли, пожалуй, три четверти пути к расставанию. И то, о чем мы договорились, то, на что я согласилась, обещало мне ад неопределенности на то время, пока он будет обдумывать варианты.

Вспомнились слова Селии. Если парень настоящий, ты можешь говорить это сколько хочешь и когда хочешь, и все будет в порядке.

Может быть, я ошиблась.

Пит тут, конечно, ни при чем. Сомнения у Рассела появились не из-за него, они сидели в нем все время. Да, он старался. Делал все, что мог. Просто его раны оказались слишком глубокими, а его призраки слишком живучи, и справиться с ними мне было не по силам. Да еще при том, что на каждом шагу ставила подножки Эмма.

Ничего не поделаешь. Рассел должен сам убить своих призраков. А мне остается только ждать и верить. Да, верить.

— Ты что здесь делаешь? — Голос шел из темноты, откуда-то из-за алтаря. Сон не шел, и я отправилась в часовню Кика. Может быть, там на меня снизойдет просветление, там я проникнусь терпением и смирением, там постигну искусство принимать все, что приносит жизнь.

— Думаю, — шепотом ответила я.

Селия опустилась рядом со мной, тронула за локоть.

— Что не так, дорогая?

— Он попросил дать ему время… — выдавила я, и тут из глаз потекли слезы. Я стиснула зубы, чтобы не нарушить тишины и покоя часовни.

— Ох, милая… — Она обняла меня за плечи. — Знаю, это трудно. Особенно когда человек так дорог… Но ничего другого не остается. Ты должна дать ему то, чего он хочет.

Я шмыгнула носом.

— Знаю.

— Иногда самое трудное, самое достойное, самое благородное, то, что требует наибольшей смелости, то, чем будешь потом гордиться, это не делать ничего. Поверь мне. — Она улыбнулась и толкнула меня в плечо. — Вера, надежда и любовь, так? С любовью у тебя все в порядке. Осталось только набраться веры и надежды.

Я вытерла нос. Вера и надежда. За ними я сюда и пришла. Может быть, я найду их у Селии.