— Зови, — пожала плечами баба Надя и подумала: исключать Карпыча из расследования надо. Сегодня он на ее глазах взятку в виде мешка морковки пополам с ботвой получил, а завтра, когда до серьезного дойдет, в кустах укроется? Местечковые интересы блюсти начнет?
Эх, если бы не просьба Матрены и не испуганные глаза парамоновцев, вообще бы в это дело не сунулась! Деревня — почище Востока дело тонкое. Тут только слово брось, деревенские кумушки его такими фантастическими подробностями обвешают — сама не разберешь, откуда ноги растут, откуда уши торчат…
Шашлык Суворов замариновал толково. С капелькой уксуса, лимонного сока и разными приятными специями. Стол накрыл на свежем воздухе за домом, застелив его нарядной клееночкой, и долго томил двух женщин ожиданием остальных гостей. Шашлыки уже остывать начинали, Надежда Прохоровна не выдержала и буркнула:
— Да не придут они, Карпыч! Давай уж есть.
— А может, позвонить? Может, дела какие задержали…
Глаза пенсионера смотрели на пожилую московскую сыщицу с такой чистейшей детской непосредственностью, что у той появились сомнения — неужто не понял ничего в Сельце Суворов?! Неужто принял все за чистую монету?! Ведь все так явно было!..
Представить трудно. Вот и суди о людях по себе…
— Не придут они, Сережа, — повторила баба Надя и, пожалев Фельдмаршала, немного соврала: — Тесть Дениску, поди, не пускает, а сам не идет, чтоб тому не обидно было. Завтра ж зятю на работу…
Огорченный Суворов наполнил совершенно потерявшие блеск хрустальные стопки наливкой, Надежда Прохоровна, подняв свою, чтобы произнести тост, ненароком бросила взгляд на озеро — вид от дома Карпыча открывался совершенно изумительный! — и замерла с полуоткрытым ртом: за забитыми досками окнами санатория мелькнул неяркий огонек. Мелькнул и сразу же исчез, Надежда Прохоровна даже сказать никому не успела. Прослушав проникновенную речь хозяина застолья, на ее взгляд длинноватую и витиеватую, выпила душистой настойки и принялась за поостывшее мясо.
Больше в тот день о расследовании убийства и всяческих пропажах никто не говорил. Хозяин смешил анекдотами, Матрена про житье-бытье рассказывала, попели, разумеется. Надежда Прохоровна решила, что никакими умозаключениями делиться с парамоновцами не будет — сырыми были умозаключения, запутанными. Сегодня вечером, выглянув в окошко, Надежда Прохоровна увидела подъехавшего на машине к дому напротив Сычова зятя, тот привез откуда-то тестя и старую Сычиху… Плечистым и коренастым парень оказался, под стать жене Маринке и ее родне. Все умозаключения сыщицы вдрызг разбила эта троица в окне…
И пока из города не вернулась отъехавшая к зубодеру Терентьевна, никаких выводов делать нельзя. Вначале надо поговорить с Глафирой, узнать, чего ей на соседнем участке в ночь убийства понадобилось…
Утром Надежда Прохоровна проснулась без малейшей тяжести: наливки вечером отпили самую малость, больше анекдоты слушали да песни пели. Прошлась по пустому дому и, углядев Матрену в огороде, почувствовала себя неловко: лежебока-белоручка городская, золовка с ранней зорьки в грядках копошится, сорняки выдергивает, а Надежда свет Прохоровна на перинах бока давить изволит!
— Эй, Мотя! — гаркнула зычно в окошко. — Чем помочь?
Сестрица мужа разогнулась тяжело, поглядела по сторонам:
— А ничего не надо. Сама управлюсь тут, — вышла на тропинку между грядками, обтерла лицо уголком платка. — Вот если только… Нарви-ка ты мне, Надя, зверобою… Сама все собрать не удосужусь, а скоро отцветет, чего зимой в простуду заваривать буду?
— Нарву, конечно. Где его растет побольше?
— А вдоль дороги на бетонку полянки есть. Сходи туда, возле деревни давно все оборвали.
Надежда Прохоровна умылась, выпила чаю на скорую руку и, надев немаркое платье, отправилась, по совести сказать, гулять. Поскольку нарвать охапку невесомых цветочков и работой-то назвать совестно.
Карман оттягивали небольшие острые ножницы, что Матрена с огорода вынесла, хорошая дорога и облачка на небе настроению соответствовали, впереди вставал тенистой стеной сосновый бор. Собрать на полянках зверобой — не работа, удовольствие сплошное! Минут за десять нарезала Надежда Прохоровна пушистую охапку, обвязала ее бечевкой и решила пройтись до самого забора санатория, где когда-то собирали с Васей землянику, и заодно проверить — действительно ли пустует бывшая барская усадьба? Ведь дважды ей померещились отсюда огоньки…
Припрятала баба Надя большущий букет из зверобоя под кустом, обошла густую придорожную поросль и, почти выйдя на берег озера, присела на пенечке.
Красота! Настоянный на травах и смолах воздух. В лесу наступил месяц тишины, когда пичужки тихохонько сидят на гнездах, вокруг только пчелы и мухи негромко жужжат… Лишенный подлеска бор почти прозрачен…
Красота! Сюда бы Софочку. И Настю. И Алешу… Кот Аврелий по травке бы побегал, лягушек погонял…
Издалека донесся громкий хохот. Надежда Прохоровна вздрогнула, прислушалась. Смех раздавался со стороны санатория. Сыщице показалось, что смеется молодой мужчина, заливается, ему вторят еще несколько звонких голосов. Надежда Прохоровна поднялась с пенька и, прислушиваясь к звукам, пошла от берега в глубь леса…
Забор из железной сетки показался метров через двести. Почти не покосившийся за годы забвения, он густо зарос крапивой и пробивающимся малинником, юркая тропочка огибала санаторий по периметру…
Компания из четырех парней устроилась неподалеку от въезда на территорию заброшенного «объекта». Обшарпанный, далеко не новый серый джип стоял почти впритык к воротам, подальше расположились две туристические палатки, стол из досок и две длинные лавки. На костерке закипала вода в прокопченном котелке, одежда на веревочке сушилась. Компания, по всей видимости, обосновалась давненько, стол и скамьи парни сами срубили и вкопали, кострище основательно угольями заросло…
Надежда Прохоровна на цыпочках прошуршала до самой ограды, боязливо присела в крапиву и, раздвинув ветки малины, присмотрелась к бивуаку.
Четыре бритоголовых парня в шортах, с голыми торсами вольготно разместились за столом. Один — высокорослый, рыжеватый — выстругивал острую палку из свежей лесины, двое лениво за ним наблюдали, четвертый выудил из тазика пятнистые портки, отжал и пошел развешивать их на веревке. Беседовали между делом.
— Ты, примат, когда-нибудь нарвешься, — недовольно басил тот, что с ножиком. — Академик тебе яйца оборвет… Чего ты в деревне выступал?
— А у меня условный рефлекс на длинноногих телок! — довольно заржал верзила с бельевым тазиком. — Куда они, туда и я!
— Сказали же — сидим тихо до поры. Мало тебе…
Чего там мало верзиле с постирушками, Надежда Прохоровна не разобрала, хотя очень хотела. Вытягивая вперед ухо, прокралась немного вдоль забора поближе к подозрительной компании — «приматы», «академики», наверное, блатные клички, подумала она, — под ногой громко хрустнула сухая ветка…
— Тихо! — настороженно прикрикнул уже знакомый басок бритоголового парня с ножиком.
Надежда Прохоровна так и села в крапиву. Боясь пошевельнуться, смотрела сквозь ветки на ощетинившихся парней и чувствовала, как под платье забирается муравей, а в самое ухо упирается острый обломок ветки малинника — неудачно приземлилась. На муравьиную тропу, под единственный старый куст с ломкими ветками.
Крапивы еще… море непролазное…
Сидела не шевелясь секунд тридцать. Но рыжеволосый парень не поверил тишине. Медленно, прислушиваясь, поднялся с лавочки. Обвел глазами лес и, ловко перекинув нож лезвием вперед, вылез из-
