же — будут разбирать завалы. Суки! — он ударил кулаком в борт машины.
— Победили, называется, — усмехнулся сотник Башенков. — То-то нас с цветами встречают…
— Господин подполковник, штаб! — связист протянул Денисову наушники с микрофоном.
— Волк-17 слушает.
— Волк-17, на связи Волк-2. Что там у вас? Что с этим десантом?
— Спихнули мы в море этот десант. Убитых человек двести с их боку, с нашего — пятьдесят пять. Пленных взяли сорок два человека. Спалили шесть легких танков, захватили пять. Наших танков потеряно четыре. Ремонту не подлежат, с концами. Корабельные орудия, сами понимаете… Эсминец их мы слегка попортили, но все ж таки не утопили — ушел…
— Мы беспокоимся из-за авианалета.
— Мы тоже беспокоимся, мать его переёб…
— Денисов, прекратите мат в эфире! Каковы потери после авианалета?
— Подсчитываем. Они не по нашим позициям, они по городу отработали.
После секундной заминки прозвучал вопрос:
— Что нужно?
— Краны нужны. Бульдозеры.
— Боеприпасы нужны? Склады целы?
— Да в жопу эти склады!.. Да, целы. Они по казармам отработали и по жилым кварталам. Еще десант будет?
— Не знаем. Ждите. Конец связи.
Денисов вернул наушник связисту и оперся спиной о штабную машину.
— Закурить есть, Семен?
Он глотнул дым, посмотрел в сторону враждебного моря.
— Вы как хотите, а если они еще раз прилетят, то положу я на ваши приказы, — сказал он себе под нос.
По такому случаю можно и выпить.
В «Красной Звезде» уже и фельетон вышел — «Слон и Моська». Дескать, погавкала белая Моська на красного Слона, разозлила его, он топнул ногой — и где та Моська?
Все, Керчь взяли, дошли до Парпача — расслабляемся, мужики. Теперь главное что? Главное — не торопиться. Отрапортовать: сделали что могли, дальше пока не выходит — белые, сволочи, сопротивляются изо всех сил.
Так оно, в общем, где-то и было. С Тарханкута полк морской пехоты вышибли. Правда, и десант туда шел — одно слово, отвлекающий. Денька через четыре дадим настоящий, но это не сразу, нет, не сразу…
— Из Москвы, — шепнул адъютант на ухо Маршалу.
Тот кивнул, встал из-за стола — нет, все скромненько, по-деловому: коньячок, балычок, колбаска, никаких излишеств, — прошел в свой кабинет.
Товарищ из Москвы — костюм-тройка, вытертая до полной безличности физиономия — протянул ему руку.
— Я тут проездом, — сказал московский гость. — Товарищ К. интересовался, как идут дела…
— Дела, — крякнул Маршал. — Вы что же, телевизор не смотрите? Газет не читаете? Дела — лучше некуда… Взяли Керчь, обеспечили прочный плацдарм… Девятого думаем предпринять решительный штурм… Ну это, понятное дело, не газетная информация…
— Можно вопрос — почему девятого?
— Ну как же… Требование Политбюро… К тридцатипятилетию Победы.
— Требование Политбюро или лично товарища А.?
— А разве товарищ А. может отдавать распоряжения от своего имени?
— Не хотелось бы плохо об отсутствующих, но товарищ А. склонен превышать свои полномочия. Его мнение — это ни в коей мере не мнение Политбюро. Политбюро, в свою очередь, настаивает, чтобы вы перенесли штурм на двенадцатое.
Ага, подумал Маршал.
Одиннадцатого были назначены выборы в Генеральные Секретари.
Пренеприятнейшему не светило…
Тамара и Артем оделись и перебрались в кухню. Тамара вскипятила воды на газовой плитке и заварила кофе себе и чай Артему.
— Ты просто не представляешь себе, что тут о тебе говорят и думают, — раскаленный кончик сигареты рисовал в темноте странные фигуры — диаграммы Тамариного теперамента. — Когда красные вошли в Керчь, половина девочек и коммандос готовы были весь Главштаб на части разорвать.
— Мне то же самое Князь сегодня сказал.
— Ты был в порту?
— Я сегодня впервые за два дня вылез из порта.
— А я-то думала, чем от тебя так несет. «Гриффин»?
— Угу… А что, сильно несет?
— От одежды — не то слово. Так что там, в Керчи?
— А что в Керчи… Ты же слушаешь новости по армейскому радио?
— Я спрашиваю, что там на самом деле?
— Наверное, то же, что будет послезавтра там, куда мы пойдем.
— Ой, говори уже прямо. Ты знаешь и я знаю. Ф-фу, я уберу подальше твои ботинки… Он что, вонью сбивает ракеты с курса?
— Да ладно… Не так уж противно он пахнет. Как свежескошенная трава, только немного резче…
— Какое «немного» — я уже задыхаюсь! А нам в этом десять часов плыть.
— А нам — тринадцать.
— Господи… Как я боюсь…
— Я тоже.
— Ты бы лучше так не говорил. Ты бы лучше сказал: да ладно тебе, мы их сделаем, ноги о них вытрем, а потом в помойку бросим.
— А ты бы поверила?
— Нет. Но мне было бы легче.
— Тэмми, меня произвели в полковники и назначили комдивом не потому, что я этакий Ганнибал, а вот как раз для того, чтобы я своей рожей торговал и всем говорил: мы их шапками закидаем. И я этим занимаюсь постоянно, что бы ни делал. Генератор веры в победу. А с тобой я хочу быть просто человеком, а не… ходячим полковым штандартом.
— Хорошо, — прикосновение рук снова перешло в объятие. Она попробовала ответить на ласку, но Арт дернулся и перехватил ее ладони.
— Как тебя обнимать?! — возмутилась она, — Здесь синяк, там ссадина…
— А ты меня не обнимай. Я сам тебя буду обнимать.
— Тогда давай вернемся ко мне в комнату. А то кто-то выйдет среди ночи чего-нибудь погрызть и увидит, как мы нарушаем инструкцию номер сто четырнадцать-двадцать девять.
— Здесь я вообще ничего не смогу нарушить, здесь мебель для этого не приспособлена.
— Некоторые обходятся вообще без мебели.
— Для таких упражнений я слишком помят.
— Полтора часа назад это тебя не остановило.
— Это меня и сейчас не остановит.
Они вернулись в ее комнату, снова заперли дверь и быстро разделись.
…Потом она, завернувшись в простыню, отошла к окну, села на широкий подоконник и закурила.
— Когда-нибудь, — мечтательно сказал Артем, — я оттрахаю тебя так, что ты забудешь про свои проклятые сигареты. По меньшей мере до утра.
