женщин самых разных профессий, классов, возрастов и состояний в десятках стран половины планеты, которое длилось строго в течение полугода — с мая по ноябрь 1904 г., помешательства, осложненного к тому же часто совпадающими галлюцинациями. На присутствие в европейских водах японских миноносцев указывают и все обстоятельства самих происшествий в Северном море.
Во–вторых: несмотря на первоначальные замыслы, получившие отражение в сообщениях российской контрразведки и в цитированной выше переписке японских дипломатов, эти миноносцы, скорее всего, не имели цели так или иначе атаковать русские военные корабли в открытом море, но стремились точно выяснить состав эскадры и проследить ее движение. После того как основные силы русских миновали европейские воды, эти суда были отозваны домой, но береговая наблюдательная служба продолжала функционировать до середины ноября — времени прохода отряда Добротворского (вспомним о попытках затеять с его кораблями радиоигру). Много месяцев спустя, летом 1905 г., В. И. Семенов, находясь в плену в госпитале Сасебо, в котором лечились и японские офицеры, повстречал лейтенанта–японца, командира миноносца, страдавшего острым ревматизмом. «В это время, — пишет Семенов, — в Портсмуте уже начались переговоры […], а потому наш сосед, вероятно, не находил нужным особенно секретничать относительно прошлого. Он открыто заявлял, что нажил свою болезнь за время тяжелого похода из Европы в Японию.
- Ваша европейская осень — это хуже зимы! — говорил он.
- Осень? — спрашивали его. — Какой же месяц?
- Октябрь. Мы, наш отряд, тронулись в поход в конце этого месяца.
- В октябре? Одновременно со второй эскадрой? Как же мы ничего о вас не знали? Под каким флагом вы были? Когда прошли Суэцкий канал?
- Слишком много вопросов!.. — смеялся японец. — Под каким флагом? Конечно, не под японским! Почему вы не знали? Об этом надо спросить вас. Когда прошли Суэцкий канал? Следом за отрядом адмирала Фелькерзама!..
- Но тогда. не вы ли фигурировали в знаменитом «гулльском инциденте»?
- Ха–ха–ха! Это — уж совсем нескромный вопрос!..
Больше от него не могли добиться никаких объяснений, но, мне кажется, что и этого достаточно» [281]. Ив самом деле, выглядит убедительно. Условно назовем миноносец лейтенанта–ревматика «первым».
О внешнем облике «второго» и отчасти о сроках и маршруте его движения 4 января 1905 г. нового стиля сообщила газетка «Diorio do Commercio», выходившая в портовом Фуншале на юге португальского острова Мадейра. «Подтверждается подозрение о том, что маленькое судно с двумя трубами, прибывшее в наш порт 1 января и вышедшее отсюда вчера пополудни по неизвестному направлению, было японским миноносцем. Этот миноносец, который вошел и вышел под английским флагом, плавает с изменяющей его внешний вид деревянной обшивкой, доходящей до высоты капитанского мостика. Вчера утром на нем в первый раз были видимы с помощью направленной на него с берега подзорной трубы некоторые из его матросов, в которых можно было узнать японцев, — в то время, когда они занимались заделыванием отверстия в деревянной обшивке судна» [282].
Теперь попробуем реконструировать действительный ход событий в Северном море в начале октября 1904 г. Мы уже знаем, что, стремясь запутать противника, эскадра Рожественского покинула мыс Скаген на сутки раньше запланированного срока — 7(20) октября. Этот маневр удался, и японские миноносцы, не найдя здесь русские военные корабли, бросились вдогонку. Вечером следующего дня, 8(21) октября, они обнаружили в открытом море плавучую мастерскую «Камчатка», которая находилась примерно в 17 милях позади последнего, броненосного отряда. Покружив вокруг нее и убедившись, что это русский военно– транспортный корабль («Камчатка», которая шла под Андреевским флагом, открыла по ним орудийный огонь), они начали было его атаковать, но, встретив сопротивление, отступили — пытаться топить это судно было слишком рискованно, да и не имело смысла. Зато они вмешались в радиопереговоры «Камчатки» с Рожественским, которые сначала шли в открытом эфире, чтобы выяснить местонахождения основных сил эскадры. Среди текстов радиограмм, которые лейтенант Вальронд предъявил в Париже, — а он представил все, отправленные им в тот вечер с «Камчатки» на «Суворов», — не было запросов координат русского флагмана; таким образом, как и предполагали в штабе Рожественского, это было делом рук противника.
Точные координаты русских броненосцев японцы в итоге не узнали, зато по курсу, заданному «Камчатке», уловили общее направление, в котором их следует искать, и пустились в погоню. В течение следующего часа или немногим более миноносцы на полных парах преодолели около 30 миль («Камчатка», какуказывалось, отставала от броненосцев на 17 миль, а те, в свою очередь, шли со скоростью 9—10 узлов), очутились, таким образом, несколько впереди броненосцев и, разбившись на пары, стали рыскать по морю, не ведая, где искать русские корабли. Еще через полчаса, в 00.55, одна из этих пар неожиданно для самой себя наскочила на «Князя Суворова», шедшего впереди колонны броненосцев, была замечена и обстреляна. Адмирал Рожественский, конечно, не мог знать истинных намерений противника и потому был не только вправе, но прямо обязан открывать огонь. Даже англичане в своей позднейшей (в ходе парижского разбирательства) внутренней переписке признавали, что «действия русских проистекали из честного убеждения, что их собираются атаковать, и что официальные заявления адмирала в объяснение инцидента в основном правдивы с его точки зрения» [283]. То, что броненосцы в этот момент находились в окружении нескольких десятков рыбачьих баркасов, — всего лишь трагическая случайность, но ответственность за последующее все равно ложится не на русские корабли.
Через мгновение после начала стрельбы вокруг броненосцев все смешалось. Уклоняясь от возможных мин или ожидавшейся торпедной атаки, русская колонна изменила курс. Английские рыбаки, ошеломленные внезапным появлением громадных военных кораблей, каждый из которых в десятки раз превосходил их собственные по водоизмещению и размерам, ослепленные их прожекторами и оглушенные шквальным орудийным огнем, начали срочно обрезать заброшенные сети и заметались — некоторые бросились наперерез эскадре, другие стали срочно подавать световые сигналы и уходить в сторону, третьи, напротив, затаились в надежде, что их не заметят. Не исключено, что поведение некоторых английских судов было вызвано простым опасением рыбаков лишиться своих снастей; маловероятно, чтобы при этом у кого?нибудь из них был злой умысел [284]. Все это было так неожиданно, события развивались столь стремительно (напомню, что весь инцидент длился 9—12 мин.), что большинство рыбаков вообще не успело понять, что происходит, и не пыталось что?либо разглядеть в темноте. Многие в ужасе попрятались в трюмы, другие попадали на палубу, закрыв головы руками.
Плохая видимость, начавшаяся суматоха и сильная бортовая качка (которой, заметим в скобках, вероятно, и следует объяснить огромные — до «Авроры» — перелеты нескольких выпущенных броненосцами снарядов) довершили дело — хотя на русских кораблях ясно отличали парусно–паровые желтотрубные баркасы рыбаков от миноносцев и в них не стреляли (припомним, что парижские «комиссары» единодушно признали, что адмирал Рожественский «сделал все возможное», чтобы рыбачьи суда «не являлись целью стрельбы эскадры»), пароход «Crane» все?таки был пущен ко дну, а пять других получили повреждения. Заметим, что в случае беспорядочной стрельбы, а тем более прицельного огня броненосцев в упор по рыбацкой флотилии от ее 50 кораблей вообще мало что осталось бы (на что в свое время вполне основательно и было указано в российском Expose). Серьезно пострадал и миноносец, который заходил на колонну броненосцев с ее левого борта — на месте трагедии он, ремонтируясь, простоял до утра следующего дня, после чего, возможно, затонул [285]. Второй нападавший, вероятно, был уничтожен на месте. О том, когда и каким путем направилась к родным берегам другая пара японских миноносцев, мы уже имеем некоторое представление.
Все это, конечно, — только предположение, в целом далеко не новое, но основанное на более широком, чем прежде, круге источников. Насколько сделанная реконструкция убедительна — пусть судит читатель. Автор этих строк прекрасно сознает, что прямые доказательства нападения японских миноносцев на русскую эскадру в октябре 1904 г. следует искать либо в японских архивах, либо на дне Северного моря. Современные японские исследователи, отмечая огромный интерес Токио к продвижению эскадры Рожественского из Европы на Дальний Восток, пока не находят подтверждения участию в «гулльском инциденте» японских военных судов [286]. Будем надеяться, что имена и факты, приведенные в этой книге, помогут им в дальнейших архивных разысканиях. Впрочем, в видах
