Америку!
— Зачем, дядя?
— А так, мальчуган. Видишь ли, я — деловой человек. В Америке все сплошь — деловые люди. Ну, меня и тянет к ним. А ты для меня свой человек. Мне удобно держать тебя под рукой на всякий случай, потому что я на тебя могу положиться, как на каменную гору. Главное, ты учился подчиняться, не размышляя. А это очень важно в том маленьком, но рискованном дельце, которое я затеваю. Маленькое коммерческое дельце… Хо-хо-хо…
Мы вышли в море, благополучно переплыли через океан, добрались до Филадельфии.
Признаться, ничего особенно интересного я там не нашел: жизнь американцев, эта вечная погоня за наживой, эти вечные разговоры о сале, о коже, о ценах на пшеницу, о племенных баранах — все это меня заставляло только зевать. Кстати, на нас, англичан, наши заокеанские кузены посматривали не очень дружелюбно: еще не улеглись страсти, поднятые войной 1812 года, еще шли ожесточенные споры на злополучную тему: имели ли право бостонские арматоры захватить в начале июня английское коммерческое судно «Адмирал Нельсон» за две недели до объявления войны.
Оставляя меня в гостинице, дядя Джонсон постоянно исчезал куда-то и возвращался в компании каких-то американских моряков, людей крикливых и бесцеремонных.
С ними дядя Сам вел таинственные переговоры, запершись в своем номере и обложившись морскими картами. Приходили участвовать в этих переговорах и люди другого сорта: какие-то важные коммерсанты, капиталисты.
Сути разговоров я не улавливал, но иногда при мне проговаривались, что речь идет о каком-то рискованном предприятии, выполнив которое можно нажить сто на сто и даже триста на сто.
Дядя Джонсон, по-видимому, встретил не совсем доверчивое отношение к своим проектам и предложениям, и потому горячился и злился.
— Тупоголовые квакеры! — говорил он ворчливо. — Такое простое дело, а они упираются…
И, вот, однажды, когда я, погрузившись в писание письма моей милой Минни, менее всего ожидал этого, дядя Джонсон прибежал в гостиницу, запыхавшись, и крикнул мне:
— Джонни! Собирай свои вещи! Мы сию минуту отправляемся. Скорее, Скорее!
— Куда, дядя Сам? — искренне удивился я.
— В Новый Орлеан!
— Зачем? — еще больше удивился я.
— После узнаешь! Дело первостепенной важности!
И вот «Ласточка» на всех парусах понеслась на юг, направляясь к красавцу городу, Новому Орлеану.
IV
На сцену является мистер Костер, а мистер Джон Браун в Новом Орлеане слушает лекцию о подводном плавании
Всю дорогу до Нового Орлеана, — а плыли мы туда ровным счетом три недели, не заходя ни в один из попутных портов, — капитан Джонсон ни словом не обмолвился о цели нашего путешествия. Из Филадельфии мы взяли с собой одного американца, по имени Чарльз Костер, человека той же категории, к которой принадлежал и «дядя Самуил», — костлявого и смуглолицего молодца лет за сорок, с кривым носом и с исполосованным рубцами лицом. Костер вообще словоохотливостью не отличался, но иногда проговаривался о людях, которых он знал, о землях, которые он посетил, и тогда оказывалось, что на земном шаре нет ни единого более или менее значительного уголка, где бы Костер не побывал.
Откровенничать Костер не любил, но в то же время не очень стеснялся в описаниях своих приключений и похождений, и, основываясь на его же собственных обмолвках, я однажды осмелился задать ему вопрос:
— Простите меня, мистер Костер, но… но, если я не ошибаюсь, вы в былое время занимались вывозом негров из Африки в Америку для плантаторов?
— При случае возил и негров! — не улыбнувшись, ответил янки.
— А… а не приходилось ли вам заниматься… пиратством?
— Немножко! — ухмыльнувшись, ответил Костер, раскуривая свежую сигару. — Но это было в молодости. Глупое занятие, которое вовсе не так прибыльно, как о нем думают.
— Кажется, вы были королем у каких-то индейцев?
— Дважды, мой юный друг! В первый раз в 1796 году я сверг с престола одного глупого кацика племени краснокожих, обитающих в среднем течении Амазонки. Престол, собственно говоря, меня не прельщал, потому что у этих идиотов имеется глупейший обычай время от времени угощать своих кациков стрелами, кончики которых пропитаны ядом кураре. Но мне хотелось добраться до таинственного сокровища этого племени.
— И вы добрались?
— Разумеется, добрался!
— И что же?
— Овчинка выделки не стоила: таинственные сокровища состояли попросту из целой коллекции… медных кастрюлей и кувшинов. Я был очень разочарован, и, конечно, поторопился сбежать, предоставляя своим верно- и неверно-подданным позаботиться о моем заместителе…
— А второй раз?
— Второй раз я был торжественно избран королем одного из готтентотских племен в Южной Африке.
— И долго царствовали?
— Несколько месяцев, покуда мне не удалось продать одному работорговцу всех моих верноподданных за тысячу фунтов стерлингов.
— Простите, мистер Костер, а на чем вы специализировались теперь?
— Ищу подходящее дело, мой юный друг. Покуда ни на чем не остановился еще. Но, может быть, что-нибудь подвернется. Я — человек деловой, без работы скучаю.
— В Новый Орлеан вы отправляетесь по делу?
— Да. По тому же самому делу, которое привлекает туда вашего почтенного родственника, капитана Джонсона.
— Могу ли узнать, что это за дело, сэр?
— Спросите у Джонсона, молодой человек.
Но капитан Джонсон считал излишним делиться со мной своими секретами, и, таким образом, цель нашего путешествия в Новый Орлеан осталась для меня неведомой вплоть до прибытия в этот город.
В Новом Орлеане «дядя Сам» вел тот же таинственный образ жизни, что и в Филадельфии, то есть постоянно исчезал из дому и пропадал по целым суткам. Иногда я видел его в компании с Костером и с какими-то другими достаточно подозрительной наружности молодцами, по-видимому, все моряками.
Однажды Джонсон привел с собой в гостиницу какого-то небрежно одетого молодого человека.
— Познакомься, Джонни! — сказал он мне. — Это мистер Шольз, инженер.
Шольз рассеянно пожал мне руку.
— Можем приступить к опытам? — осведомился он.
— Сейчас! — ответил Джонсон. — Ведь вам нужен бассейн с водой!
— Какого-нибудь корыта достаточно, — ответил Шольз, державший в руках длинный деревянный ящик.
Весело ухмылявшийся негр, слуга гостиницы, притащил в номер Джонсона глубокое деревянное корыто и наполнил его водой. Тогда Шольз извлек из своего таинственного ящика какой-то, по-видимому, металлический предмет. Это было веретенообразное тело длиной в три четверти метра, выкрашенное голубовато-зеленой краской. Один конец этого тела был острый, другой несколько срезан. И у срезанного конца имелось поразившее меня приспособление: заключенное в неподвижном ободе подвижное колесо с
