та самая Кларабелла Мейпс, я правильно понял?
Осторожность на ее лице вступила в схватку с жадностью, и было в этой борьбе нечто комичное. Впрочем, Питт не стал торопить ее, пусть решает сама. Наконец его собеседница издала глубокий, грудной вздох. Глаза ее блеснули.
— Как это великодушно с ее стороны.
— Так вы и есть та самая миссис Мейпс? — повторил свой вопрос Питт. — Которая оказала ей некую услугу?
Но нет, эту хищницу так просто не сбить с толку. Она уже заметила ловушку.
— Личного характера, — сказала она, смело глядя ему в глаза. — Это касалось нас как женщин. Надеюсь, вам и так понятно, и вы не станете расспрашивать дальше. Ибо это было бы верхом неучтивости.
Томас позволил себе усомниться в правомерности этого заявления.
— Но на меня возложена обязанность…
— У вас есть мой адрес, в противном случае вас здесь не было бы, — резонно заметила миссис Мейпс. — Есть лишь одна Кларабелла Мейпс, и это я. С какой стати должна взяться какая-то другая? И если вы настаиваете, я докажу, что я это я. А вот то, что я когда-то сделала, — это не вашего ума дело. Вдруг она услышала от меня доброе слово, причем в тот момент, когда в нем особенно нуждалась…
— Здесь, на Тортес-лейн? — Питт кисло улыбнулся в ответ.
— Я не всегда жила на Тортес-лейн, — бросила ему хозяйка комнаты и тотчас пожалела об этом, понимая, что совершила непростительную оплошность. Лицо ее тотчас обмякло, а сама хозяйка беспокойно поерзала в кресле. — Иногда и не такое брякнешь! — попыталась она обратить свою оговорку в шутку.
— Надеюсь, это был не Кардингтон-кресент, — подпустил шпильку Питт, Он все больше обретал уверенность в себе, хотя так и не решил, чем завершить беседу. — Здесь, как я вижу, вы живете не первый год, — он в очередной раз огляделся по сторонам. — По крайней мере, с тех пор, как она писала вам. И как вы только что сказали сами, этот адрес был указан в ее записной книжке.
На этот раз Кларабелла побледнела по-настоящему. Кровь отлила от ее лица, отчего на щеках отчетливо проступили пятна румян. Питт заметил, что левая щека накрашена примерно на дюйм выше, чем правая. Впрочем, миссис Мейпс ничего не сказала.
Питт поднялся первым.
— Я хотел бы осмотреть остальной дом, — объявил он и шагнул к двери прежде, чем она успела его остановить.
Распахнув дверь, инспектор шагнул в темный коридор и быстро прошел в кухню, подальше от входной двери. Одна из девочек, которых он уже видел, стоя на четвереньках, щеткой оттирала пол. Рядом с ней стояло ведро с водой. Она тотчас отползла в сторону, уступая ему дорогу.
Для дома довольно скромных размеров кухня оказалась просто громадной — две комнаты, объединенные в одну либо намеренно либо после того, как обрушилась прогнившая стена, которую решили не восстанавливать.
Пол был деревянный, выскобленный до вмятин, отчего в отдельных местах из него торчали шляпки гвоздей. В пазах между досками десятилетиями копилась грязь. На двух огромных плитах стоял целый полк котлов и котелков самых разных размеров, а также чайник, из носика которого вырывался пар. По всей видимости, его поставили на плиту, чтобы долить кипятка в серебряный заварочный чайничек. Рядом с плитами высились горы угольной пыли, чтобы худеньким девочкам было легче подносить и загружать топливо. У стены стояли покосившиеся мешки с зерном и картофелем, а также груда подгнившей капусты. У противоположной стены стоял огромный кухонный шкаф, уставленный тарелками, кастрюлями и кружками. Его выдвижные ящики были расшатаны, и из них торчали клочки газет. На полу валялся частично расплетенный моток бечевки, на кухонном столе лежал наполовину упакованный сверток и пара ножниц. Над всем этим располагался шест для сушки белья, с которого, впитывая в себя кухонные запахи, свешивалась старая одежда и наволочки.
В кухне трудились еще три девушки. Та, что стояла рядом с рукомойником, чистила картошку, вторая помешивала в котле какое-то варево, третья ползала по полу с совком для мусора. Всем троим на вид было не более четырнадцати лет, самой младшей Питт дал бы и того меньше — лет десять-одиннадцать. Похоже, заведение это было предназначено для кормежки значительного числа народа, причем на постоянной основе.
— Сколько вас здесь? — поинтересовался он у девочек прежде, чем хозяйка могла ему воспрепятствовать. Кларабелла Мейпс явно направлялась сюда: Питт уже слышал за спиной шорох ее юбок.
— Не знаю, — прошептала девчушка, в лице которой было ни кровинки. — Но много. Есть младенцы, ползунки… Их то приносят сюда, то уносят. Не уследишь за всеми.
— Шшш! — цыкнула на нее та, что постарше. В ее глазах Питт прочитал неприкрытый страх.
Сам инспектор из последних сил старался сохранить равнодушное лицо. Теперь он знал, что это за место, но был не в силах что-либо изменить. И стоит ему проявить истинные чувства — ярость, отвращение, жалость, — как он все испортит. Природа подстегивала потребность, нищета порождала ответ.
— Что вам здесь, собственно, нужно, мистер Питт? — раздался у него за спиной пронзительный голос Кларабеллы Мейпс. — Вам тут совершенно нечего делать!
— Верно, совершенно нечего, — мрачно согласился Питт, но даже не сдвинулся с места. Нет, здесь ему действительно делать нечего. И если он останется здесь еще на минуту, то может этим окончательно навредить делу. И все-таки его ноги как будто приросли к месту.
— Сколько? — спросила хозяйка дома.
— Что? — Питт сразу не понял, о чем она его спрашивает. Взгляд его скользил по котлам на плите. Каша, дешево и сердито. Картофель, который можно потушить даже без крошки мяса.
— Сколько денег завещала мне миссис Марч? — Миссис Мейпс сгорала от нетерпения узнать завещанную ей сумму. — Вы же сказали, что она упомянула меня.
Питт посмотрел на пол и на огромный деревянный стол. Они были на удивление чисто выскоблены — что ж, хотя бы эта мелочь говорила в пользу хозяйки.
— Не знаю; думаю, вам их пришлют.
Инспектор умолчал о том, что это зависит от согласия начальства, не говоря о том, что он сам может о ней забыть.
— А что, разве у вас их с собой нет?
Питт не ответил. Потому что, скажи он хотя бы слово, у него не нашлось бы предлога остаться. И это при том, что где-то на задворках сознания брезжила мысль, что если как следует присмотреться, то он наверняка найдет то, что ему нужно.
Ведь что общего, скажите на милость, могла иметь Сибилла Марч с этой женщиной? Что могло их объединять? Взятая в горничные девушка, которая вдруг забеременела? Другого ответа Питт не находил. Может, стоит заняться этой версией? Наведаться в дом Сибиллы, узнать, вся ли прислуга на месте, и если кого-то в последнее время не было, то не по причине ли родов? Но так ли это важно? Ведь жизнь полна этих маленьких домашних трагедий. Девушки были вынуждены зарабатывать себе на жизнь и не могли содержать внебрачных детей. Более того, горничные редко обзаводились семьями, причем по той же самой причине — живя в хозяйском доме, воспитывать ребенка было просто негде.
— В таком случае закругляйтесь со своим делом, чтобы я могла заняться своим, — проскрежетал у него за спиной голос Кларабеллы Мейпс.
Томас медленно повернулся, чтобы напоследок окинуть глазами комнату. И тотчас понял, что задержало его здесь: коричневый сверток на кухонном столе, наполовину перевязанный бечевкой, а рядом с ним ножницы. Эту оберточную бумагу, эту странную желтую бечевку он уже видел раньше. Как и похожий сверток, дважды перевязанный бечевкой по длине и ширине, с узлом на каждом пересечении, с петелькой и двумя чуть разлохмаченными концами. Внезапно по его коже пробежал мороз, как будто на него дохнуло холодом морга. Ему тотчас вспомнились кровь и мухи, и полная женщина со смятым турнюром, и ее лупоглазый пес.
Нет, это не слишком похоже на совпадение. Бумага была самая обычная, а вот бечевка — нет. Узлы
