задумчивей, и перевела взгляд на «Лунную бабочку».
— Щас он придёт, — сказала она.
— Кто?
— Хозяин. — И вытянула губы, дунув так, что послышался звук, как будто ветер ворвался в длинную, гулкую трубу.
— Ведьма! — крикнули на корабле. Встревоженно и обрадованно. Брэндли вспомнил, что самые древние ведьмы очень хорошо умеют призывать ветер. Управлять им — нет, но звать бурю, непогоду…
— Ты вовремя пришёл, — сказала девочка загадочно. Брэндли подумал и решил, что, пожалуй, да — сейчас уж что-то да начнётся… и вдруг испуг ледяной волной окатил его:
— Хозяин?! Лух!!
— Кто? — засмеялась девчонка.
— Буций Лух!
— Ба Цзинь Лун! Он очень старый и совсем не страшный.
С «Бабочки» по трапу мелкими шажочками сошёл, почти сбежал маленький старичок в халате. Старичок был почти лысый, со сморщенным тёмным личиком и чудными косичками волос, почти как у незнакомой девчонки.
— Ох! Какие гости! — негромко воскликнул он, кланяясь. Девчонка встала и тоже кивнула. Старичок, казалось, был человечиной, но очень необычным.
Так Брэндли оказался на «Лунной бабочке».
Ба Цзинь привёл гостей в свою каюту. Ступив за порог, водяник вздрогнул от неожиданности — на полу, на толстом ковре сидел мальчик, тоже человечий и совершенно слепой. Он был тоненький; сидел, скрестив ноги, а ладонями упирался в ковёр. Глаза его, большущие и как будто не совсем человечьи, смотрели на Брэндли непонятно — водяник чуял, что мальчик слепой, но что-то он этими своими удивительными глазами видит.
Ведьмучка ткнула Брэндли острым пальцем под ребро, чтобы он не загораживал дорогу.
Попался, подумал водяник. Сейчас ветхий старичок Ба Цзинь сгребет в охапку девчонку, они превратятся в мерзкого Луха…
Слепой мальчик неожиданно и звонко рассмеялся.
— Аль? — удивился Ба Цзинь.
— Я чувствую ветер. Очень много ветра, он совсем рядом, его надо только чуть подтащить.
Старичок заулыбался.
— Как замечательно. Сейчас я принесу чай.
И тут Брэндли разволновался ещё сильнее. Он понял, что слепой мальчик — это и есть ветряной корабельный маг.
Потом оказалось — не просто ветряной маг, а один из лучших. Ба Цзинь сказал это при нём, спокойно и запросто. Мальчик, которого старик звал Алем, видно, и сам прекрасно всё знал.
— На магов никто не учится. И опыт с возрастом тут ни при чём. Ты либо чувствуешь ветер, либо нет. Это как со слухом и голосом, только ещё сильнее разница.
— А я слышал про школу ветряных магов в Лисипке… — сказал водяник… и тут же понял, что зря. Мальчик Аль чуть вздрогнул, хоть лицо его и не изменилось, зато сам хозяин Ба Цзинь даже как будто сгорбился. Ведьмучка, кажется, тоже ничего не знала про школу.
— Я могу вам рассказать, — проговорил Аль медленно. — Не вижу особенных причин скрывать от вас, только… это плохая тема для первого чая. На самом деле это вовсе не школа…
Старичок мелко и часто закашлял. Аль замолчал, задумчиво улыбаясь; тогда Ба Цзинь стал готовить чашки, обливая их кипятком. Крошечные чашки иногда тонко позвякивали, девчонка то и дело касалась ногтем края чашки и слушала. Она так увлеклась, и обнаружила, что все замерли и смотрят и слушают только её. Она подняла чашку к лицу.
— Дзынь! — сказала она.
— Цзынь? — переспросил старичок-хозяин.
— Это её имя, — сказал Аль.
…Они втроём вышли на палубу. Ба Цзинь проводил их и что-то тонко крикнул — как чайка, подумал Брэндли, — человеку на вантах, потом спустился вниз.
— А почему, — спросил Брэндли, — нельзя вынуть из корабля все летучие части, сделать из них судно поменьше, зато оно будет совсем летучим.
— Им нельзя будет управлять, — откликнулся Аль. — Части «забудут» своё предназначение. Ты слышал легенду о Доме Сумасшедшего Ацки?
— Слышал, конечно.
— Так вот, его замок стоял близко от дорог, которыми добытчики обломков переправляли мастерам найденные в лесах куски кораблей. Ацки скупал добычу поплоше — дешевые обломки, вплоть до щепы, — у тех, кто не хотел или не мог сам доставлять её крупным скупщикам. У него была идея — построить летающий замок… или хотя бы дом.
— И у него получилось!..
— Получилось. Только дом вышел неуправляемым, появлялся то тут, то там, и поделать с этим ничего было нельзя. Ацки предлагали за дом большущие деньги, но он отказался. Люди стали считать его сумасшедшим; думали, будто он сам виноват, что Дом переносится куда попало. Потом Ацки совсем пропал, и больше не видели ни его, ни Дома.
— Аль, а ты видел… — Брэндли поперхнулся, поправился: — Ты встречал Бродяг? Почему они летают вместе, стаей? Как ты думаешь?
— Я видел Бродяг.
В нашем городе самые красивые мостики. Перила у них необыкновенные, столбики резные, между ними — переплетение цветов и листьев; зверей, настоящих и волшебных; всяких замков и завитушек. Если смотреть с нижних улиц, когда солнце восходит, можно разобрать слова вычурными буквами и даже целые стихи, в которые складываются узоры перил. Поэтому многие мосты и мостики называются по этим строчкам. Например, в мостик у моего дома вплелась такая фраза: «Осенние золотые листья усеяли голубую ленту ручья у тихих, высоких деревьев, остановивших небо».
Я не знаю, откуда взялись эти строчки, кто их придумал. Говорят, это был странноватый, или даже немного сумасшедший архитектор, он спрятал в нашем городе целую книгу своих стихов. Есть несколько списков «мостиковых стихов» — но ещё ни у кого не получилось так соединить все строчки, чтобы получилось единое, большое стихотворение, о котором бы все сказали: «Да, это именно оно, всё именно так и должно звучать!»
Мой мостик — «Осенний».
И он — особенный.
Мой дом стоит у овражка, сбегающего почти с самой вершины Холма. Ореховый ручей журчит громко, протекая под моими окнами; я слышу его всегда — а когда не слышу, я знаю, что наступила настоящая зима.
Но дело не только в этом. Над моим мостиком есть ещё три. Они — выше. Самый высокий — Майский Звон, — кажется тоненьким и хрупким. Почти точно под ним — мостик Цветочниц-Одуванчиков. И ещё ниже — Гребешок.
В день Карнавала Августа этот неприметный овраг с каскадом мостиков становится самым удивительным местом в Городе. Потому что с них устраивают прыжки. Участвуют ребята не старше четырнадцати лет и легче сорока килограммов. Вообще-то прыжки с мостиков запрещены Мастерами. Но по рекомендации Старшего Часовщика прыжки разрешают — один день в году. Часовщик решил, как нам рассказал учитель рисования Денник, что лучше проводить «это безобразие» один раз в году, под присмотром лекарных колдунов, чем запретить совсем — и тогда всё равно будут прыгать, но только «с более печальными последствиями». И Часовщик сказал, что если сами ребята будут соблюдать запрет весь
