От вида умноженной зеркальным отражением жены у Лео идет кругом голова. Он присаживается на низкую тумбочку. Вместе с сильным разочарованием он чувствует странное, неуместное блаженство. Он начинает прерывисто дышать. Он совсем не желает привыкнуть к обретенному вдруг аромату. Аромату его жены. Очень знакомый запах, которому, если хорошенько подумать, уже лет двадцать. Чтобы удержать его, Лео задерживает дыхание на несколько минут, а затем утыкается носом в рукав одного из плащей Рахили. Он в отчаянии. Как во времена отрочества, когда ему хотелось мастурбировать. Сколько времени он не делал этого? Слишком много. Его сексуальность, его мужское начало были подавлены перенесенными унижениями. Постоянное беспокойство оказало на него отупляющее воздействие.
И вот сейчас он снова хочет Рахиль, неожиданно, и даже еще сильнее, чем во времена, когда она, будучи порядочной еврейской девушкой, не давала ему. Да, никогда Лео не желал Рахиль так страстно. Даже тогда, когда их история только начиналась, а она отказывалась заниматься с ним сексом в машине и у нашего молодого профессора едва не лопались штаны. Даже тогда он не желал ее так страстно.
Лео чувствует себя как мальчишка, которому не много нужно, чтобы встало. Достаточно уступить инстинкту вынуть его из брюк, потрогать немножко… И вот он возбужден и в отчаянии. Его голова только тем и занята, что перебирает приятные воспоминания из супружеской жизни. Нет ничего ужаснее ностальгии по супружескому сексу. Нет большего извращения, чем трогать его, вспоминая о жене. Об этом думает Лео. А также о том, как они сделали это с Рахилью в первый раз. О препятствиях, которые они преодолели за эти годы. О том, как он лишил ее девственности спустя несколько дней после свадьбы. О первом разе, когда она взяла в рот. О первом разе, когда он выпустил семя ей в лицо. О первом разе, когда сделал ей куннилингус. О первом разе, когда взял ее сзади. Да, все первые разы в одно мгновение, уткнувшись носом в ткань ее плаща. Лео не потребовалось особых усилий, чтобы извлечь этот запах. Достаточно было посильнее прижать рукав к носу и вдыхать.
Но сейчас ему на ум приходят посторонние мысли. В нем зарождаются ревнивые чувства. Как себя вела Рахиль эти месяцы? У нее были другие мужчины? Какая-то постоянная связь? После событий последних месяцев Лео понимает, что может случиться все что угодно. Даже самое невероятное подкарауливает тебя за углом, посмеиваясь.
Лео начинает мучиться от ревности. В конце концов он не выдерживает, вытаскивает из штанов член и предается подростковой утехе. Он делает это, как делают все мужчины. Как это делают все мужчины, научившись этому лет в тринадцать и навсегда. Ничего странного. Таковы мужчины. Он может встать в самый неподходящий момент и в самом неподходящем месте. С самого начала, с тех пор, как твое тело узнает власть загадочных спазмов внизу живота и тебе хочется, чтобы они повторялись снова и снова… пока ты не пожелаешь прервать эту странную одинокую гимнастику, облегчившись. Это способ уравновесить силы. Последний источник энергии для нервов на пределе.
Это похоже на то, как бывает у евреев, которые, вернувшись с похорон какого-нибудь недавно почившего родственника, чувствуют необходимость что-нибудь съесть. Это жизнь, которая заявляет о своих правах. Жизнь, которая требует, чтобы ее уважали и посвящали себя ей. Но также это единственный способ, который остается тебе, чтобы справиться с пустотой и преодолеть искушения. Плохая оценка в школе? Твоя девушка бросила тебя только из-за того, что кто-то там прокатил ее на порше «Каррера»? Тебя беспокоит таяние ледников или обезвоживание планеты? Не трусь, парень! Беги в туалет и потрогай его. Займись онанизмом. Расслабься. Энергично и активно. Это самый лучший выход. Священное действо, проклятое и благословенное одновременно. Звериный инстинкт, подобный тому, который движет кобелем, метящим дерево. Только на этот раз деревом является старая гардеробная Лео, осиротевшая без его ценной коллекции костюмов и переполненная рассеянным запахом Пенелопы.
Но когда он почти достигает оргазма, его отвлекает какой-то шум сзади. Кто-то наблюдает за ним? Он быстро оборачивается, но никого не видит. Снова шум. Легкий, как шорох падающего на пол платья. Паника. Его кто-то видел? Пока он онанировал перед плащом жены? Тельма? Или один из сыновей? Или сама Рахиль? Ему показалось? Никого не было? Беспокойство снова торжествует над мужественностью. Лео снова хочет бежать в свое укрытие.
Я больше не выйду. Клянусь. Да, это был последний раз.
Затем приходит лето: на месяц раньше, как иногда случается в Риме. Лео Понтекорво проводит свои дни в противоречивых чувствах: им с новой силой овладевает фатализм, и ему кажется, что за ним кто-то наблюдает круглые сутки. Какая-то тень. Какой-то дух. Нечто сверхъестественное. Это ощущение не покидает его с тех пор, как ему пришлось прервать приятное занятие, которым он занимался перед плащом жены в гардеробной. Возбуждение пропало, но не чувство присутствия чего-то, что повергло его в бегство.
Ему не хотелось даже есть. Несколько дней он не появлялся на кухне, где кто-то оставлял ему еду. На пятый день голодовки он нашел посуду с едой у дверей своей комнаты. И с тех пор так повелось. Он был доволен, что посуду оставляли там. Ему не желали смерти. Было очевидно, что тот, кто оставлял еду, не желал его смерти, его исчезновения. Очевидно, этому существу нужно было, чтобы Лео жил, существовал. Но тем не менее с каждым днем Лео ел все меньше. Он открыл для себя удовольствие обходиться без пищи.
Затем пришло настоящее лето. В его лучшем проявлении. Из сада доходили ароматы цветов и фруктов. Ребята только-только должны были закончить школьные занятия. И одним из самых любимых развлечений Лео было смотреть из окна на их ноги, которые играли в саду в мяч. Он узнавал ноги Филиппо и ноги Самуэля. Это было так трогательно — узнавать их. Наблюдать за чудом повторяющихся движений, на которые Лео не уставал смотреть. Он испытывал сильную боль, когда игра завершалась и команда четыре против четырех, которая каждое утро составлялась из его сыновей и их друзей, расходилась, чтобы встретиться там же на следующее утро в тот же час. Самуэль играл в защите. Его ярость и настойчивость в нападении на противника противоречили его капризному и непоследовательному характеру. Хотя до настоящего момента у Самуэля хорошо получались многие вещи, он не производил впечатление мальчика, который может сильно чем-то заинтересоваться и полностью посвятить себя одному делу. Выкуп, который ты платишь за легкий успех в жизни. Если бы Лео и Камилла не преподнесли ему своеобразного подарочка год назад, его жизнь сложилась бы превосходно. По крайней мере, по мнению отца.
Лео часто задавал себе вопрос — что происходит в голове его сыновей. Что они чувствуют? Какие у них желания? Кто они? Дистанция между любимыми людьми не менее загадочна, чем глубины океана. Какие прекрасные фразы приходили на ум нашему узнику. Самуэль, его Сэми, по крайней мере, как казалось Лео, родился под счастливой звездой. Поэтому было удивительно, что он прилагал столько стараний в игре в футбол: он не принадлежал к числу упорных людей, как это часто случается у тех, у кого и так все легко получается. В сущности, и стиль игры Филиппо не соответствовал его характеру. Филиппо во время игры становился величественным и харизматичным. Совсем не таким, как в жизни. В жизни он не умел показать себя с лучшей стороны.
И именно во время одного из матчей случился эпизод, который стал очередным испытанием для нервов Лео. А также для его мужества и трусости. Во время игры произошло столкновение. Между Филиппо и Сэми. Они никогда не играли в одной команде. Сэми не выносил упреков Филиппо, равно как и Филиппо не выносил свободного стиля и излишнего напора брата. Поэтому среди юных футболистов Ольджаты существовало мнение, что братья Понтекорво должны всегда играть друг против друга. Именно из-за напора Сэми, столь ненавистного Филиппо, случилась катастрофа. Сэми ударил со всей силой по щиколотке брата. И судя по движениям и стонам Филиппо, он что-то ему сломал. Странный звук, то ли плач, то ли смех, полный испуга и недоверия, какой обычно издают спортсмены, особенно молодые, когда оказываются бессильными перед тем фактом, что они сломали себе кость. Лео прекрасно видел из своего места, которое можно было бы назвать привилегированным, болтающуюся ногу сына. Также он видел другого сына в отчаянии, который не переставал взывать: «Мама, мама… скорее, скорее!»
Лео, будучи не в меньшем отчаянии, чем его сыновья, даже в этот момент нашел время для самоуничижения: Самуэль позвал не его, а мать. В самый кризисный момент. В какое-то мгновение Лео
