асимметрия почек… а теперь еще и гипертрофия щитовидной железы.
После секундной паузы он добавил, по-видимому обращаясь к Кобыле:
— Включи резервный компьютер… и возьми дискету в моем кабинете… подожди, вот ключ от сейфа.
— Может, лучше остановить это дело? — Полковник, как обычно, говорил с барственной ленцой в голосе, но сиплые нотки выдавали его напряжение.
— Нельзя остановить. Невозможно, — у Щепинского явно начиналась паника, — он сейчас не мертвый и не живой, если остановить — будет мертвый. А новая реанимация будет в сто раз сложнее, если вообще возможна.
— Ну что же, мертвый так мертвый. Я понимаю, вы не всесильны, — философски заметил полковник, и по этой реплике я заключил, что его порученцы в данный момент в лаборатории отсутствуют.
— Готово. В каком порядке активизировать блоки? — вклинился в разговор совершенно равнодушный голос Кобылы. Фантастическая баба, успел я подумать.
— Весь аварийный пакет. Сначала общий контроль, потом экспресс-коррекцию, потом все остальное.
С полминуты слышалось только щелканье клавишей, словно соло на дикарском музыкальном инструменте, сделанном из костей, да иногда попискивали компьютеры. А затем раздались настырные громкие гудки, напоминающие сигнал «Не забудьте выключить телевизор», — насколько я помнил из объяснений Фимы, это означало опасную дестабилизацию процесса.
— А это что значит? — раздраженно спросил полковник.
В ответ Щепинский проблеял что-то нечленораздельное.
— Процесс вышел из-под контроля, — спокойно пояснила Кобыла.
— Выключай, — голос полковника прозвучал, сдавленно.
— Я здесь выполняю только указания профессора Щепинского.
— Выключай… выключай, — издал тихий стон Щепинский, и на него наложился полковничий рев:
— Выключай, сука!
Стали раздаваться щелчки — Кобыла методично, наверняка в предписанном инструкцией порядке, выключала аппаратуру, и одновременно я услышал стук падающих предметов, треск чего-то ломаемого и совершенно непонятный звук — больше всего это было похоже на собачий вой, но странного, очень низкого тембра.
— Какой кошмар! — с неподдельным ужасом выдохнула Кобыла перед тем, как выключить последний компьютер.
Все смолкло. Я остановил запись, невольно вполголоса выругавшись.
— Проблемы с аппаратурой, начальник? — удивленно покосился на меня Джеф.
— Нет, просто там все выключили. И наши «жучки» тоже. А я много бы дал сейчас, чтобы заглянуть туда хоть одним глазом.
Впрочем, я тут же получил частичную компенсацию: у них там заработал сотовый телефон, и мне удалось на несколько секунд включить в лаборатории видеокамеру.
53. КРОКОДИЛ
Изгнав последние остатки нравственности из обычаев, т. е. из жизни, цивилизация отвела место нравственности в книгах…
Что у них там случилось, гадать сейчас было некогда, после узнаем, а для нас пошел отсчет времени на секунды.
Как только Джеф заснял отбытие полковника и его людей, я приказал ему в темпе собирать все свое барахло и грузить в машину: если они не дураки, а дураков там в основном не держат, они сегодня же прочешут все хаты, из которых простреливается контора Щепинского.
Из Института отвалили все, кроме, понятно, охранника на входе. Я думал, полковник оставит с ним своего человека, но нет — сколько людей вошло, столько и вышло. Значит, кто-то будет на улице, скорее всего в машине — они, как-никак, профессионалы, совсем грубо уж не промажут.
Генерала не вынесли, а вывели — стало быть, ожил все-таки. Он значительно увеличился в объеме, стал толстый, как боров, небось и шмотки на нем полопались. Лица его увидеть не удалось — голова была обмотана тряпкой. Вели его, держа руки в захватах, двое крепких ребят, а он вырывался и норовил осесть на землю.
Щепинский уехал несколько позже, вместе с Кобылой в ее тачке. Выглядел он неважно, явно был не в себе.
Пока Джеф перетаскивал свой скарб, которым постепенно успел обрасти, я вызволил Васю. Я предупредил его еще с вечера, чтобы был ночью на стреме, и он припылил без задержки.
Они оба отправились к Бугаю. Он должен был в восемь заступить на дежурство, и Джефу предстояла непростая работа: научить за пару часов этого тугодума извлекать кассеты из видеокамер, для чего он прихватил свою камеру в качестве учебного пособия, а Васина задача была вколотить в его голову коды замков тех помещений, где сегодня велась съемка. Был, конечно, определенный риск, что этот тупица что- нибудь не так сделает, но светиться самим в «Извращенном действии» было в сто раз опаснее.
Сам я рванул к Кобыле. Что будет завтра, еще неизвестно, лучше снять с нее информацию прямо сейчас. С учетом того, что она повезла Щепинского — уж не знаю, к Виолетте или домой, — я надеялся, она не успеет вырубиться до моего приезда. На на деле я ее обскакал на четверть часа, следовательно, у них со Щепинским состоялся обмен мнениями.
Наткнувшись на меня при выходе из машины, она вскрикнула и шарахнулась — значит, и ее нервные ресурсы не беспредельны — и тут же обложила меня матом.
— Неужто нельзя подождать до завтра? Меня сейчас стошнит от вашей рожи!
Да, склочности и привычки хамить она не теряла и в экстремальных ситуациях.
— Я тебе же, дурочка, экономлю силы. И силы, и время, и риск. Письменный отчет не понадобится. Никаких бумажек, никаких документов. Расскажешь по-быстрому, что да как, получишь свой гонорар, и до свидания. Организации тут замешаны серьезные, не сомневайся, станут всех просвечивать — а у тебя все чистенько будет, никаких посторонних контактов, следи не следи.
Последний аргумент ее убедил, иногда она бывала не вовсе дура. Мы забрались в мою машину, и она совсем по-человечески пожаловалась, что холодно. Я завел двигатель и включил печку — ее все равно трясло. Пошарив в перчаточном ящике, я нашел фляжку коньяка, и она жадно припала к горлышку. Я тоже сделал глоток, но осторожно — не хватало еще влезть в свару с гаишниками.
— Спасибо, так лучше… Можно, я выпью все?
Я был потрясен: она, можно сказать, на глазах очеловечивалась. Вот что значит нервное потрясение… Некоторым натурам на пользу.
Дождавшись, пока она выпьет все до конца и закурит сигарету, я включил диктофон:
— Ну, давай.
— Это было ужасно. Я уже крепко спала, когда позвонил Щепинский, в три десять… время специально для вас заметила…
Золотко… ну прямо отличница из десятого «б»…
Она принялась рассказывать то, что я и без нее знал, но вмешиваться я остерегался: вдруг собьется, запутается, да и версии сопоставить не вредно.
Наконец она добралась до того, как полковник обозвал ее сукой.
— Постой. Отмотаем немного назад. В какой момент начал паниковать Щепинский? Что его испугало?
