представлялось понять, что же с ним будет дальше. В конце концов, он не являлся какой-то совсем уж из ряда вон выходящей шишкой, и «ярославичи» вполне могли решить, что возиться с ним не имеет никакого смысла. А вот тогда жить Каланину останется ровно столько времени, сколько потребуется на то, чтобы свернуть ему шею. То есть ничтожно мало!
Но чем он может их заинтересовать? Каланин мучительно размышлял над этим вопросом, но в голову, как назло, ничего не приходило. Оставалось лишь смириться с зигзагами судьбы и терпеливо ждать, надеясь на лучшее.
Пахнуло разогретым металлом. Антон огляделся. Как говорится, карета подана. Конвоиры ожидали, пока опустится десантная рампа, чтобы подняться внутрь замершего «Носорога». Его орудийная башня плавно вращалась, тихо подвывая сервоприводами, настороженно ощупывая окрестности девяностомиллиметровым зрачком орудия. Каланин невольно обратил внимание на то, что, в отличие от всех ранее виденных им модификаций этой машины, здесь были установлены помимо лазерных зенитных автоматов еще и две пусковые ракетные установки.
– Шевелись! – Спецназовец, находившийся справа от Антона, слегка подтолкнул его по направлению к опустившейся рампе. Каланин глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и решительно шагнул вперед.
10
– …Времени на раздумье вам до подъезда к космопорту. Ну а после… не обессудьте! – Гарутин невозмутимо щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и отвернулся, начав что-то вполголоса обсуждать с одним из своих спецназовцев.
Пленники, сидевшие прямо на полу десантного отсека БМК, подавленно молчали. Антон, которого, несмотря на всю плавность хода «Носорога», все-таки довольно прилично растрясло, с трудом сдерживал позывы к тошноте. При этом жутко болела голова, а мышцы живота то и дело стягивались в тугой узел.
Расположившийся совсем рядом с ним Бремберг негромко ругнулся сквозь зубы. Полковник выглядел на удивление сносно, если не считать нескольких ссадин на лице. Как он рассказал Антону, его также оглушило взрывом, когда спецназовцы атаковали штабной автобус, а очнулся уже внутри бээмка. Рядом с ними сидели еще три жандармских офицера, также захваченные «ярославичами». Анны среди них не было, и о судьбе ее никто из присутствующих ничего не знал. Бремберг старался не показывать вида, но Каланин чувствовал – у полковника внутри все горит.
Поначалу никто не понимал, куда они едут. Спецназовцы, сидящие на двух длинных скамьях вдоль бортов отсека, молчали, а никто из их командиров не спешил просветить пленников. Бремберг предположил, что их могут везти в какое-то убежище «ярославичей», но, после того как окончательно пришедший в себя Антон поделился с ним своими догадками относительно последних событий, надолго замолчал, погрузившись в тягостные раздумья, а после с тяжелым вздохом сказал: «В свете изменившейся обстановки резонно предположить, что из нас, очевидно, будут делать «отмычку».
Капитан похолодел. Эта мысль не приходила ему в голову, а ведь это представлялось вполне очевидным – беглецам, преследуемым всем немаленьким аппаратом государственной репрессивной машины, места на Лазарусе просто не было. Им позарез требовалось убраться куда-нибудь в космос, чтобы затем отыскать себе новое пристанище. Но как это сделать? Пойти на штурм космопорта? Ерунда! Расположенные там и приведенные в полную боевую готовность правительственные войска не позволят им прорваться к какому-нибудь кораблю. Элементарно задавят численностью и превосходством в технике.
Значит, нужно действовать тоньше. Что, собственно, спецназовцы с успехом и сделали – подманили к себе жандармов, подбросив тем несколько ниточек, и заполучили в свои руки офицеров, которым вполне было по силам провести их без излишнего шума на территорию космопорта. Нехитрая, если разобраться, комбинация, но разыграли они ее безукоризненно. Пожалуй, единственным темным местом для Каланина оставался вопрос – как часть «ярославичей» согласилась исполнить роль наживки, оставаясь на заводе до последнего? Но это были уже детали. Теперь для победителей дело оставалось за малым: получить согласие кого-нибудь из пленников выступить в качестве «живой отмычки».
И, самое скверное для Каланина и его товарищей по несчастью заключалось в том, что отступиться от своих замыслов «ярославичи» уже не могли – механизм эксфильтрации[11] был запущен, и остановить его не представлялось возможным. Слишком многое они поставили на карту, слишком многим рискнули. Да и времени, на самом деле, для реализации этого рискованного плана оставалось не так уж и много – пока коллеги Бремберга не разберутся в том, что же на самом деле произошло на заводе. Поэтому, как легко угадывалось, нужного им результата спецназовцы будут добиваться любыми способами.
Предчувствия его не обманули! Примерно через двадцать минут в отсеке появился Гарутин. Антон мгновенно узнал бывшего командира самого прославленного и элитного подразделения Императорской армии. В принципе, следователь не должен был знать командира одного из самых засекреченных спецподразделений Империи, но Бремберг перед началом штурма завода ознакомил его, как и всех остальных сотрудников штаба, с персоналиями наиболее значимых фигурантов дела. Полковник приблизился к пленникам и уселся на скамью прямо напротив них.
– Насколько я могу судить по вашим ненавидящим взглядам, представляться мне не нужно? – полуутвердительно спросил он, слегка наклонив голову набок и рассматривая сидящих на полу людей. – Вот и отлично! Перейдем сразу к делу. Не знаю, догадались ли вы, что нам нужно, но это и неважно – я и так введу вас в курс дела. Я и мои бойцы желаем убраться отсюда. И сделать это мы намерены с вашей непосредственной помощью, господа. Нам необходимы коды доступа на территорию космопорта, к челноку и разрешение на экстренный взлет. Правда, так уж немного? – Гарутин насмешливо улыбнулся, но при слабом освещении его улыбка показалась Каланину зловещей. – Времени на раздумья вам до подъезда к космопорту. Ну а после… не обессудьте!..
– Что будем делать, господин полковник? – тихо спросил у Бремберга один из жандармов, худощавый майор с рассеченной бровью. – Они ведь и в самом деле не отступятся.
Полковник испытующе взглянул на него, но промолчал. Вообще-то Каланин прекрасно его понимал – придумать нечто по-настоящему дельное в их ситуации было задачей архисложной, практически невыполнимой. Любая попытка физического сопротивления заранее была обречена на неудачу, ведь справиться с матерыми диверсантами нескольким кабинетным работникам – это все равно, что перворазряднику взять верх над чемпионом мира по боксу. Пытаться играть в несгибаемого борца и молчать? Ерунда – у настоящего профессионала заговорит кто угодно. В принципе, при другом раскладе «ярославичам» не потребовалось бы даже особо утруждать себя уговорами: вколол соответствующий препарат – и все. Другое дело теперь: при входе на территорию космопорта человек, находящийся под воздействием спецхимии, мог быть задержан электронной системой охраны – в ее программе как раз для таких случаев имелись определенные алгоритмы действия.
Но легче от осознания данного факта почему-то не становилось. Никто из пленников не сомневался, что в арсенале спецназа есть множество способов добиться желаемого результата.
– Сказать по правде, господа, – нарушил наконец тяжелое молчание Бремберг, – я все это время ломаю голову над данным вопросом, но пока, к сожалению, безуспешно. Вот разве что? – Полковник странно изогнулся, и в руке у него появилось длинное, узкое жало ножа. Никто даже ахнуть не успел, как с выражением бесконечной решимости Бремберг с размаху вонзил себе клинок прямо в сердце.
Точнее,
– Айя-яй! Как нехорошо! – Гарутин, вновь материализовавшийся в отсеке, словно привидение, сокрушенно качал головой. – Это ж надо, просмотрели! Позор на мою седую голову. Надеюсь, вы простите меня, господин полковник, – «ярославич» отвесил лежащему ниц жандарму шутовской полупоклон, – за этот прискорбный инцидент? Вы же могли пострадать из-за нашей невнимательности!
– Иди к черту! – прохрипел в ответ Бремберг.
– Чуть позже, – неожиданно серьезно ответил Гарутин. – Вот закончу тут ерундой заниматься и
