и были. Хотя я могу ошибаться. Почему их так интересуют чужие дела? Рыжий говорит, что это оттого, что больше нет собственных. Возможно, так оно и есть.
Я надеваю резиновые перчатки и выхожу в коридор. Мне надо вымыть Сашкину половину, может, вонь прекратится. Да и комната Антоновны до сих пор стоит как есть. Теперь я могу выбросить ее вещи, Сашки больше нет. А то я все думала: как это сделать, чтоб он не обиделся?
Я закончила уже затемно, весь хлам упаковала в несколько мешков. Надо выбросить, пока темно, чтобы не видели старые дуры. Я надеваю куртку и тащу мешки во двор.
— Помочь?
Он все-таки преследует меня.
— Капитан Остапов, я из-за вас заикой стану.
— Прошу прощения. Давайте я вам помогу.
— Не откажусь.
— Что это у вас?
— А вы не видите? Мне соседки надоели, шпионят постоянно, раздражают меня. Так я тут их всех зарезала, расчленила и несу на мусорку. Черт, жилистые такие, утомили меня ужасно, одна радость — досаждать больше не будут. А тут и вы — очень кстати, поможете мне вынести, тяжелые, заразы!
— Вы всегда так шутите?
— Кто шутит, я? Ну что вы, какие шутки — в присутствии сотрудника правоохранительных органов! Правду, только правду и ничего, кроме правды.
— Ясно. — Остапов бросает мешок в контейнер. — Вы меня идиотом считаете?
— Интересный вывод, хотелось бы отследить цепочку умозаключений.
— Симонин говорил мне, что вы — гвоздь в заднице. Вижу, он не ошибся.
— В следующий раз я вырву Симонину не зуб, а язык. Хорошо, что вы мне сказали.
— Кстати, Лиза, у меня к вам просьба...
— У вас болят зубы?
— Да... то есть нет. Просто вверху справа зуб мудрости растет аккурат в щеку.
— Нужно удалять.
— А не могли бы вы как-то...
— Приходите на прием.
— А сейчас?
— Вы имеете в виду — в домашних условиях? Ржавыми плоскогубцами? Вам так не терпится умереть во цвете лет от заражения крови? Для самоубийства есть более простые способы, вам подсказать?
— Я приду на прием. Можно завтра?
— Ровно в два часа дня. Если позже, меня не застанете, придет другая смена.
— Тогда я вас провожу, уже темно.
— Не надо, вот и Рыжий подъехал. Вадик, как она?
— Плохо. Капитан, вы здесь?
— Я уже ухожу. Значит, завтра в два часа дня.
Он исчезает в темноте, а мы идем в квартиру.
Она встречает нас жутким сквозняком и запахом хлорки.
— Лиза?!
— Я тут все вымыла, выбросила хлам, теперь надо проветрить.
— Ты все выбросила?!
— Ну да. А зачем мне Сашкины шмотки или одежда Антоновны? Запихнула в мешки и вынесла. Как там Ирка?
— Плохо. Колют ее, температура не падает, шансов практически нет.
— Если она умрет, я себе этого никогда не прощу.
— Лиза, не начинай эту бодягу снова. Ты говоришь глупости.
— Ты и сам знаешь, что нет.
Мы открываем железную дверь и заходим в мою квартиру. Андрей лежит на диване, отвернувшись к стене. Рыжий принимается готовить ужин, а я иду в ванную. Усталость навалилась на меня, но я рада, что сделала эту работу. Отдадут Сашкино тело — похороню, выставлю квартиру на продажу, перееду отсюда в нормальное место и буду жить дальше. А там посмотрим.
— Ребята, ужин готов.
Я иду на зов, а Андрей лежит. Может, спит? Я тормошу его за плечо:
— Андрей, идем, Рыжий там что-то сварил.
Он не отвечает, его голова безвольно откинулась, но он жив. Из рук выпала измятая газета — на всю страницу статья о найденном в лесополосе немецком бизнесмене. Ну, это вряд ли напугало его так... А тогда что?
— Вадик!
Рыжий опрометью выскочил из кухни.
— Он без сознания! Что могло случиться?
Вдвоем мы приводим в чувство нашего пациента. Его лицо заметно побледнело — насколько вообще может побледнеть желто-зеленое лицо, тоны сердца неровные, но он жив.
— Такой обморок мог вызвать сильный стресс. — Рыжий открывает бутылочку с нашатырем. — Что могло его так напугать?
— Может, случай с Сашкой?
— Вряд ли. Эй, парень, ты как?
Андрей смотрит на нас более осознанно — значит, пришел в себя, это хорошо.
— Что с тобой, что произошло? Или у тебя что-то болит?
— Нет, все хорошо. — Он пытается улыбнуться, но у него плохо получается. — Почему-то вдруг стало так... голова закружилась...
— Последствия сотрясения мозга. — Рыжий обеспокоен. — Нужна томограмма, рентген, анализы, я сегодня дежурю, поедем в больницу. Думаю, ночью сможем это организовать.
— Нет, я уже в порядке! — говорит Андрей.
— На этом этапе не должно быть обморочных состояний, а если они есть, значит, имеется причина, и эту причину необходимо найти.
— Нет, правда все в порядке. Я просто думал о человеке, которого убили из-за того, что он надел мой костюм...
— А, вот оно что! — Рыжий ерошит волосы. — Значит, все-таки стресс. Поменьше думай о таких вещах и не читай газет, потому что так и до психушки недалеко.
А я вот думаю, что врет Андрей как сивый мерин. Потому что шокировала его статья в газете с фотографией убитого немца — отчего бы это? Думаю, сукин сын что-то знает о судьбе второго фрица, а что убили старшего — не знал, вот нервишки и сдали.
Ладно, выясним. Из опыта я знаю: правда всегда вываливается наружу, как ни прячь ее, причем иногда она вылезает в самый неподходящий момент. А потому в анамнезе лучше не иметь криминальных тайн, это чревато.
5
Я порой думаю, что где-то там, на небе, в космосе — все равно — есть Кто-то, кто развлекается, ставя людей в дурацкое положение. Этот невидимый Кто-то, конечно, любит нас, но в большинстве случаев мы все-таки мало заслуживаем его любовь, и он навострился воспитывать нас, посылая нам различные испытания, чаще всего дурацкие. И фантазия у него работает так, что голливудские сценаристы и писатели всех времен и народов, сбившись в кучку, нервно курят под балконом.
Сегодня мне ниспослан адский день. Представьте ситуацию: прихожу утром на работу, никого не
