боярских кровей, хочет сына от нее заиметь. — Горбатов желчно усмехнулся. — Из этого старикашки уже песок сыплется, а он туда же! Спесивое ничтожество! — Горбатов сердито выругался.
— Не пил бы ты больше, друже, — сказал Пожарский, видя, что рука его собеседника потянулась к сосуду с вином. — Вредно после бани вино без меры пить.
— Душа моя на части разрывается, князь, при виде того, как олухи вроде Шуйского и Лыкова толкают державу нашу в пропасть, — проворчал Горбатов, налив себе вина. Чарка Пожарского и так стояла полная до краев. — Пращуры наши, князья московские, по крупицам собирали русские земли вокруг Москвы, воевали с литовцами, крестоносцами и Ордой. Из лоскутного одеяла Русь, раздробленная на уделы, превратилась в сильнейшее государство, унаследовав регалии и герб погибшей Византийской империи. Москва стала Третьим Римом! Вся Европа признала это, когда Борис Годунов добился от Вселенского собора, чтобы Русь обрела наконец патриарший престол. Всего двадцать лет минуло с той поры, а от былого величия государства Московского не осталось и следа. — Горбатов залпом осушил чарку. — Горестно мне, князь, смотреть на то, как шведы, поляки и литовцы хозяйничают в наших владениях, как золото из царской казны утекает в чужие загребущие руки. Коль изменить я ничего не могу, выходит, мне только и остается, что пить горькую, князь.
— Смута не продлится вечно, полковник, — с некой задумчивостью в голосе произнес Пожарский. — И Шуйский не вечен на троне. Но покуда Василий Шуйский царствует, нам, служилым людям, надлежит блюсти присягу, данную ему.
— Бывая в Москве, князь, ты же не мог не обратить внимание, что торговые и посадские люди все поголовно настроены против Шуйского, деяния которого разваливают страну, — проговорил Горбатов. — Сам Шуйский ни за что не отречется от власти. Шуйского нужно низложить, иначе шведы и поляки растащат нашу державу по кускам! — Горбатов в сердцах ударил кулаком по столу. — Поехали в Москву, князь. Коль сильные мира сего не могут избавить наше государство от бед, значит, за дело нужно браться нам, меньшому служилому дворянству.
— Ты хочешь составить заговор против Шуйского? — Пожарский бросил на Горбатова пристальный взгляд.
— Заговор уже существует, князь, — ответил Горбатов. — Во главе его стоят бояре Голицыны. Любой из бояр Голицыных более достоин царского трона, нежели Василий Шуйский.
— Бояре Голицыны ведут свой род от великого литовского князя Гедимина, — заметил Пожарский, поглаживая свою короткую кудрявую бороду. — А род бояр Шуйских имеет своим родоначальником князя Александра Невского. По своей родословной бояре Шуйские ближе к потомкам Ивана Калиты, чем бояре Голицыны.
— К чему теперь перебирать эти боярские роды и корни, князь, — раздраженно бросил Горбатов, надкусив моченое яблоко. — Выделяя бояр Голицыных перед Шуйскими, я имел в виду не их родовую знатность, а их умение управлять государством и верховодить войском. Русь ныне может спасти лишь государь с железной волей и светлым умом. Таким спасителем вполне мог бы стать Василий Голицын, который в свое время избавил москвичей от безвольного сына Бориса Годунова, а потом покончил и с Гришкой Отрепьевым, захватившим царский трон под видом чудом спасшегося младшего сына Ивана Грозного.
— И все же, как бы ни был плох Василий Шуйский, он является законным государем, избранным на царство представителями Земского собора, — после недолгой паузы промолвил Пожарский, разламывая скорлупу орехов своими сильными пальцами. — Не нужно забывать, что первыми составили заговор против Гришки Отрепьева бояре Шуйские. Когда заговор был раскрыт, то Василия Шуйского едва не казнили на Лобном месте в Москве. Отрепьев пощадил Василия Шуйского, вняв просьбам всей московской знати. Эта же московская знать проголосовала за то, чтобы Василий Шуйский стал царем после того, как был убит Гришка Отрепьев. Нельзя нарушать закон в угоду кучке недовольных Шуйским бояр. Закон должен быть незыблем, как смена дня и ночи, иначе… — Пожарский досадливым жестом смел ореховую скорлупу со стола на пол. — Иначе Смуте нашей не будет конца.
— Эх, князь! — со вздохом обронил Горбатов. — Честный ты человек, а главного не разумеешь. Изверились люди, простые и знатные, в нынешнем царе, от которого проку как от козла молока. Может, в прошлом Василий Шуйский был и дюж, и гож, беда в том, что ныне-то он ни на что не годен. Так при чем тут закон?
Беседа эта закончилась ничем, не смог Степан Горбатов уговорить князя Пожарского отправиться с ним в Москву, чтобы принять участие в низложении Василия Шуйского. Князь Пожарский считал своим долгом быть верным тому государю, коему он в свое время присягнул. Не разделяя стремление полковника Горбатова отрешить от власти Василия Шуйского, князь Пожарский тем не менее не воспрепятствовал его отъезду в Москву. Отпуская Степана Горбатова в столицу, князь Пожарский тем самым хотел избавить ратников зарайского гарнизона от возможности слышать его крамольные речи.
Глава шестая
Тушинский вор
Безвременная трагическая гибель в Угличе царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного, поначалу не произвела никакого брожения в умах среди простого люда. О царевиче Дмитрии забыли вскоре после того, как прах его был предан земле. Но едва скончался царь Федор Иоаннович, слабоумный сын того же Грозного, и бояре стали оспаривать друг у друга шапку Мономаха, тогда-то в народе и прошел слух о чудесном спасении законного наследника из династии Ивана Грозного.
В правление Бориса Годунова в Литве объявился самозванец — бывший монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, который всем и всюду заявлял, что он есть чудесным образом спасшийся царевич Дмитрий. В городе Брачине Григорий Отрепьев нашел себе сильного покровителя — польского магната Адама Вишневецкого, который решил, что на этом деле можно неплохо погреть руки. Через Адама Вишневецкого и его двоюродного брата Юрия Мнишека самозванец Отрепьев смог добиться милости и от польского короля Сигизмунда. Король Сигизмунд и его воинственно настроенные приближенные решили оказать самозванцу военную поддержку, имея целью посадить Отрепьева на трон в Москве, чтобы затем использовать его как послушную марионетку.
Все попытки Бориса Годунова воздействовать на польскую сторону дипломатическим путем успеха не принесли. Затеяв расследование, Годунов и его дьяки вскоре выяснили всю родословную Григория Отрепьева, откуда он был родом и кому служил до пострижения в монахи. Польские магнаты и их король, конечно, догадывались, что Отрепьев совсем не тот, за кого он себя выдает. Однако обещания Отрепьева уступить полякам Смоленск, Псков и Новгород в случае его воцарения сделали свое дело. На польские деньги Отрепьев собрал войско, с которым после ряда неудач смог разбить полки Бориса Годунова. Вернее, московская рать под Кромами добровольно перешла на сторону самозванца, поверив его лживым воззваниям.
Тем временем скоропостижно скончался Борис Годунов. Это обстоятельство стало подарком судьбы для Отрепьева. Сын Бориса Годунова был слишком молод и не пользовался авторитетом среди московской знати. Бояре, купившиеся на посулы самозванца, отстранили от власти клан Годуновых и торжественно венчали Отрепьева на царство.
Произошло невиданное — самозванец стал русским самодержцем при поддержке чужеземных наемников и восставших казаков. Впрочем, царствовал Отрепьев меньше года. Дорвавшись до неограниченной власти, он утратил осторожность и всякое чувство меры. Не желая исполнять обещания, данные польскому королю, Отрепьев затеял тайные переговоры с польской шляхтой о низложении Сигизмунда. Когда об этом стало известно Сигизмунду, то король отозвал из Москвы часть польских отрядов и стал открыто распускать слухи о том, что Отрепьев самозванец.
Бояре из окружения Отрепьева, прознав, что тот пообещал монахам-иезуитам и папе римскому заменить на Руси православие на католичество, приняли меры к скорейшему свержению и разоблачению самозванца. Польский воевода Юрий Мнишек был с Отрепьевым до конца, поскольку отдал ему в жены свою дочь Марину. Однако уже на девятый день после свадьбы Григорий Отрепьев был убит
