поляками, ни с Лжедмитрием. Этим людям казалось, что Василий Шуйский поступает мудро, желая столкнуть лбами татар и поляков. Зачем проливать русскую кровь, говорили они, если можно победить польского короля Сигизмунда саблями Крымской орды.
Окольничие в большинстве своем тоже одобряли замысел Василия Шуйского вовсе не из военных соображений, но из желания досадить надменным думным боярам.
После поименного голосования Дума перевесом всего в один голос высказалась за союз с крымским ханом. Этот решающий голос принадлежал Никифору Обадьину, очутившемуся в Думе по воле Василия Шуйского.
Дабы не сердить думных бояр, без поддержки которых было никак не обойтись в противостоянии с простым московским людом, Василий Шуйский принял соломоново решение. Он объявил о сборе новой рати и повелел готовить обоз с дарами для крымского хана.
Федор Мстиславский попытался было в беседе с глазу на глаз убедить Василия Шуйского не принимать подмогу от крымского хана. Бывало, что конюший заставлял государя изменить точку зрения, пользуясь своим даром убеждения. Однако на этот раз все усилия Федора Мстиславского оказались напрасными. Василий Шуйский признался ему, что тайный договор с крымским ханом уже заключен.
— Десять тысяч конных татар уже двигаются Изюмским шляхом к нашему южному порубежью, — сказал государь. — Во главе этого татарского войска стоит Кантемир-мурза. По договору, татары нападут на польские отряды под Вязьмой и Смоленском, как только получат денежное вознаграждение за это.
— Стыд и срам тебе, царь-батюшка! — с негодованием и горечью произнес Федор Мстиславский. — Выходит, ты за спиной у Боярской думы с крымским ханом снюхался. Собрался метать бисер перед свиньями! Хочешь на чужом горбу в рай въехать! А о том не думаешь, что татары могут золото взять и наши же земли разграбить. Иль мало зла мы видели от нехристей в прошлом!
— Довольно, боярин! — рассердился Василий Шуйский. — Я — царь! И волен поступать, как захочу.
Федор Мстиславский обжег Шуйского неприязненным взглядом, отвесил ему поклон и удалился, намеренно громко стукая посохом по каменному мозаичному полу.
Перед тем как отправиться на полуденную трапезу, Василий Шуйский встретился со своими братьями Иваном и Дмитрием в одном из дальних дворцовых покоев, где находилась царская канцелярия. Кроме государя и его братьев в канцелярии присутствовали двое дворцовых дьяков, в ведении которых был дворцовый архив.
Василию Шуйскому нужно было решить, на кого из бояр возложить это щекотливое и опасное дело — доставку денег и даров в становище Кантемир-мурзы.
Сидя в кресле с высокой спинкой возле узкого стола, Василий Шуйский бегло просматривал список золотых и серебряных вещиц из дворцовой сокровищницы, которые предназначались крымскому хану и его мурзам в качестве подарков. Все эти драгоценные сосуды, шкатулки и ожерелья когда-то были подарены Ивану Грозному послами иноземных государств.
— При Иване Грозном все соседние короли везли дары в Москву, — мрачно заметил Дмитрий Шуйский, — а ныне царь московский подарки шлет шведам и крымскому хану. Смех, да и только!
Дмитрий Шуйский был зол на старшего брата за то, что тот лишил его права на престолонаследие. Он взял себе за правило при всяком удобном случае уязвлять Василия Шуйского острым словесным выпадом.
— Кабы от тебя, братец, был толк в ратных делах, так не пришлось бы мне рассыпать злато-серебро перед шведами и крымцами, — с той же язвительностью обронил Василий Шуйский, раздраженно швырнув бумажный список на стол. Он сердито взглянул на Дмитрия, сидящего за столом напротив него. — В чужом-то глазу ты, братец, соринку видишь, а в своем глазу и бревна не замечаешь!
— Довольно собачиться, братья, — сказал Иван Шуйский, устроившийся за этим же столом, укрытым длинной зеленой скатертью. — Дело у нас общее, поэтому нам следует иметь единство мыслей. Я предлагаю доверить доставку ценностей для крымского хана боярину Телятевскому. Он храбрый человек и на воеводстве давно состоит.
— Бог с тобой, брат! — Василий Шуйский недовольно поморщился. — Ты забыл, что ли, ведь Андрей Телятевский доводится зятем Семену Годунову. А все Годуновы являются нашими врагами.
— Тогда нужно послать с обозом Ивана Черкасского, — тут же нашелся Иван Шуйский. — Этот тоже отважен и находчив, он не растеряется в случае опасности.
— Нет, брат, Иван Черкасский тоже не годится для сего дела. — Василий Шуйский отрицательно помотал головой. — Он же доводится племянником Филарету Романову, который давно под меня копает, желая посадить на трон своего сыночка Михаила.
— Я же предлагал тебе убить Филарета, когда его пленили ратники воеводы Валуева, разбившие воинство Лжедмитрия близ Волока-Ламского, — проворчал Дмитрий Шуйский, искоса взглянув на старшего брата. — Филарет же дважды изменник! Во-первых, он переметнулся на сторону Лжедмитрия. Во-вторых, оказавшись в Москве, Филарет начал подбивать бояр и посадских людей к низложению тебя с трона, брат. Это же заговор против царя! За это полагается смерть.
— Дмитрий прав, государь, — сказал Иван Шуйский. — Филарет для нас крайне опасен, ибо он состоит в двоюродном родстве с покойным сыном Ивана Грозного. Поскольку Федор Иоаннович скончался бездетным, то номинально Филаретов сын Михаил имеет право на царский трон.
— Сие мне ведомо! — По лицу Василия Шуйского промелькнула досадливая гримаса. — Филарет сейчас у меня в руках, но убить его я не могу. Слишком много имовитых бояр и дворян состоят в тайном сговоре с Филаретом. По слухам, даже сам патриарх Гермоген оказывает Филарету свое покровительство. Патриарх признает за Филаретом его право на прежний сан ростовского митрополита. Стоит мне прикончить Филарета, как против меня поднимется пол-Москвы! — Василий Шуйский тяжело вздохнул. — А у меня под рукой всего четыре тыщи стрельцов и около тыщи дворянских конников. Опереться мне не на кого; купцы от меня отвернулись, посадские открыто кричат о моем скором свержении, бояре строят козни за моей спиной…
— Не печалься, брат, — ободряюще произнес Иван Шуйский. — Вот разобьем поляков и Лжедмитрия с помощью татар, соберем новое надежное войско, тогда и черный люд в Москве притихнет, и бояре строптивые прикусят язык. Тогда и Филарета можно будет смело на плаху тащить.
Долго обсуждали братья Шуйские, кому из бояр и воевод можно было бы поручить охрану даров, предназначенных для крымского хана. Эта миссия требовала безусловной верности присяге, мужества и хладнокровия. Храбрецов в окружении Василия Шуйского хватало, беда была в том, что ни на кого из них нельзя было положиться. Трон под Василием Шуйским вовсю шатался, особенно это стало ощущаться после поражения русского войска в Клушинской битве. Среди бояр зрел заговор, о чем Василию Шуйскому доносили его тайные соглядатаи. Шуйского пока спасало то, что заговорщики увязли в спорах между собой, они никак не могли договориться, кого поставить царем: Федора Мстиславского или Василия Голицына. К тому же в Москве недавно объявился Филарет, который тоже предъявил свои права на трон.
Перебрав более двадцати имен и не отыскав среди них ни одного надежного человека, братья Шуйские приуныли.
И тут подал голос царский секретарь Лука Завьялов, что-то писавший, сидя за небольшим столом у окна.
— Государь, помнится, у тебя был на примете дельный воевода, коего ты еще зимой назначил наместником в Зарайск, — сказал дьяк, оторвавшись от своей работы. — Зовут этого воеводу Дмитрием Пожарским. Он из рода князей Стародубских.
— А ведь верно! Про князя Пожарского я совсем забыл! — Василий Шуйский хлопнул себя ладонью по лбу. — В прошлую осень князь Пожарский справился с труднейшим моим поручением, наголову разбив на Владимирской дороге разбойное войско атамана Салькова. После того боя в отряде Салькова осталось всего тридцать человек, с коими этот негодяй пришел ко мне с повинной.
— За эту победу князю Пожарскому тобою, государь, было пожаловано поместье под Суздалем на берегу реки Ландех с двадцатью деревнями, семью починками и двенадцатью пустошами, — напомнил Шуйскому секретарь, роясь в бумагах. — Я сам писал эту жалованную грамоту, копия которой хранится в нашем архиве. Вот она, эта копия. — Дьяк с шелестом развернул узкий бумажный свиток. Он вопросительно
