невестой Кристиной Лотарингской стало более прозрачным.
3-го мая в одной из церквей было организовано пышное действо на религиозную тему — «Нахождение Святого креста и чудесное явление Девы Марии», 4-го, на площади Санта-Кроче, две команды, собранные из местных молодых аристократов, играли в мяч, 5-го состоялась премьера комедии «La Zingara» («Цыганка»), 7-го, в Пасхальное воскресенье, — торжественная месса. 8 мая — травля быков, 9-го — торжественное перенесение мощей Святого Антония в новую часовню при церкви Святого Марка, 10-го — турнир. 11 мая сначала состоялся парад, а затем так называемая «наумахия». Двор палаццо Питти заполнили водой, и там началось шуточное, но весьма впечатляющее сражение на кораблях!
13 и 15 мая давали комедию «La Pazzia» («Безумие»), написанную специально к свадьбе. Кульминационной сценой в «Безумии» было, собственно, безумие героини, когда она внезапно начинает разговаривать на разных языках. Герцогиня Кристина, как передавали, была в таком восхищении, что даже не могла выразить его как следует! А 23-го состоялся турнир, 28-го — парад, в котором молодые аристократы Флоренции представляли различные аллегории. В начале июня интермедии повторили ещё раз.
Словом, времени отдыхать ни у герцога с герцогиней, ни у участников, ни у гостей не было! А уж денежные вопросы пришлось решать ещё много времени спустя, и только богатства семьи Медичи помогли не пойти на финансовое дно после таких праздников и таких трат.
Обычно свадьба заканчивается тогда… когда заканчивается. Но не в этот раз. Тексты и иллюстрации, подробно описывавшие самые разные аспекты торжеств, от въезда Кристины Лотарингской до представленных интермедий, и накопленный опыт постановок послужили немалым подспорьем для дальнейшего развития театрального и музыкального искусства Флоренции, всей Италии, да и остальной Европы.
Жизнь коротка, искусство вечно!
Галантные времена. XVII и XVIII столетия
Лжедмитрий и Марина Мнишек
1606 год
Свадьба монарха или же его наследника — событие, с одной стороны, всегда выдающееся, поскольку имеет определённые последствия для страны и её соседей; с другой же стороны, рядовое, поскольку было их, этих свадеб, великое множество. Это относится и к свадьбам российских монархов. Однако есть среди них одна, стоящая особняком. Он — Дмит-рий I, вошедший в историю под именем Лжедмитрий. Самозванец. Один из многих самозваных претендентов на российский престол, но единственный из них, кому удалось на него взойти. А она — Марина Мнишек, невеста, а затем и жена Дмитрия, одна-единственная русская царица, так и не принявшая православие.
Нет, этот брак, как можно было бы подумать, не укреплял позиций Дмитрия, не служил гарантией поддержки польского короля — скорее, наоборот, он создавал проблемы, которых у самозванца и так было немало. Да, отец Марины, Юрий (Ежи) Мнишек, воевода Сандомирский, помог Дмитрию, когда тот собирал войско для похода; да, тогда и была обещана ему рука Марины — разумеется, не как холопу, не как самозванцу, а как будущему русскому царю. Но, надо полагать, впоследствии Дмитрий, если бы захотел, смог бы избежать этого брака и вступить в другой, более выгодный. Более того, не нарушающий традиций страны, которой он решил править. Он мог бы жениться на девице, чьи вера, воспитание, поведение соответствовали бы этим традициям, а не вопиюще отличались от них, как это произошло в случае с Мариной. Он мог бы не давать своим врагам очередной козырь против себя. Но Лжедмитрий не принял всё это во внимание. Значит, ему нужна была и сама Марина?… А что нужно было самой Марине — титул царицы? Власть? Драгоценности?
Как бы там ни было, в ноябре 1605 года в Кракове состоялось венчание по доверенности — Марина Мнишек выходила замуж за Дмитрия, которого представлял глава его Посольского приказа, дьяк Афанасий Иванович Власьев. Для западного мира такие браки по доверенности были самым обычным делом — невеста в своей родной стране венчалась с представителем жениха, а затем, когда прибывала к жениху, венчание и торжества повторяли, на сей раз уже с самим женихом. Однако для российской стороны такая ситуация была необычной, и, как отмечали исследователи, поляки и русские должны были смотреть на эту свадьбу по доверенности совершенно по-разному. Если для первых это был совершенно законный, уже свершившийся брак, то для вторых это была, скорее, помолвка. И послу Власьеву, которому пришлось принимать участие в церемонии, надо полагать, пришлось нелегко — ему одновременно надо было и соблюсти традиции чужой страны и веры, и не нарушить свои.
В ноябре посол со свитой прибыли в Краков. В «Дневнике Марины Мнишек», составленном одним из поляков, свидетелем тогдашних событий, записано: «Дня 14 (4 ноября). Посол публично отправлял посольство, то есть заверял в дружбе государя своего и желании вечного союза, обещаясь сражаться одинаково со всеми врагами польской короны. Также там сразу и грамоты от царя отдал. По отправлении же посольства посол и сын его отдали подарки его милости королю. ‹…› Дня 15 (5 ноября). Всю “москву”, кроме посла, который в тот день заболел, обильно угощал пан воевода на банкете. Дня 18 (8 ноября). Посол снова был в замке и в соответствии с листами у короля его милости, воеводы и всех сенаторов воеводскую дочь ore tenus (
Церемония состоялась на цент-ральной площади города, в двух частных домах, а не в королевском дворце или в соборе, как бывает в подобных случаях, то есть была весьма приватной. Однако первые лица королевства на ней, конечно же, присутствовали — Сигизмунд III, король Речи Посполитой; его сестра, принцесса Анна Шведская; его сын Владислав, тоже будущий король; сановники, представители иностранных государств и придворные. Проводил церемонию краковский кардинал Бернард Мацеёвский.
Обратимся к описанию свадьбы, оставленному другим современником: «Кардинал с нунцием прибыли в дом ксендза Фирлея, где должен был происходить обряд венчания и где в зале устроен был прекрасный алтарь, и дожидались невесты. Московский посол с прекрасною свитой — почти на двухстах лошадях — приехал с своей квартиры в дом г. Монтелюпа и там дожидался немного, пока не прибыл король с двором своим в дом (Фирлея) и не вошел в жилое помещение. Потом король пришел в залу, в которой должно было происходить венчание, и сел; подле него стал королевич. Шведская королевна с дамами пошла к невесте. Посол, пришедши к назначенному для брачущихся месту, ударил королю челом; король сидел, даже шапки не тронул. Затем посол и его слуги отправились целовать руку у короля, а королевич перед каждым из них снимал шапку. Кардинал надел свои архиерейские ризы и драгоценную митру; два прелата были в фелонях, усаженных жемчугом, а другие в комжах. Два царских мальчика стояли с шелковым ковром, у которого стал посол, а подле него Серадский воевода и Гнезненский кастелян. Марину, одетую в дорогое платье, с короной, от которой по волосам немало было жемчугу и драгоценных камней, подвели к венцу воевода Ленчицкий Липский и кастелян Малогосский; но в качестве свидетельницы подле нее стала её милость королевна. Перед венчанием посол стал говорить речь, в которой говорил, что прибыл для этого дела по воле своего государя и просил у Сандомирского воеводы его дочери и родительского благословения. От имени воеводы отвечал прекрасною речью канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, которому дал ответ Ленчицкий воевода Липский, причем он показывал, что в настоящем деле высказывается Божия премудрость или воля Божия, и затем заявлял, что на нём будет Божие благословение; далее указывал на величие звания царя и государя, но при этом указывал также на славный
