дом девицы, на её воспитание, богатство добродетелей и приводил примеры, что подобные дела не новость в Польше; прославлял благодарность и благоразумие царя, именно, что он по раз принятому намерению и обещанию в знак благодарности за благорасположенность, какую видел к себе со стороны Сандомирского воеводы и при дворе, вступает в брак с дочерью воеводы.
После речей с той и другой стороны выступил в архиерейском облачении кардинал и прежде всего сказал удивительную речь об этом таинстве, указывая в нем действие Промысла; затем он приступил к восхвалению Димитрия — великого царя и государя великой России (он дал ему титул, какой у него был написан на бумаге, по которой он говорил); хвалил настоящее его намерение и показывал, что оно послужит благом и для самого царя и для тамошних жителей, царских подданных. ‹…›В этом славном королевстве, где все свободны, не раз случалось, что князья, короли, славные монархи, даже короли этого королевства брали себе жен из свободных шляхетских домов. Бог ниспосылает теперь подобное благо и царю Димитрию, и всем его подданным — его величество царь завязывает с его величеством, милостивым государем нашим дружбу, а с этим королевством и с его чинами — свободными людьми — родство. ‹…› Когда он сказал эти и другие, подобные им слова, то запели: Veni Creator. Король и все остальные стали на колени; не стали на колени только шведская королевна и московский посол. После того кардинал Бернард Мацеёвский начал совершать обряд венчания. Он был одет в очень дорогую фелонь. С ним были в сослужении прелаты тоже в облачении. Кардинал обратился прежде всего к девице со словами: “Слыши дщи и виждь и приклони ухо твое и забуди народ твой”, и объяснил, что она едет в чужую страну. Затем обратился к послу с словами: “Как Авраам посылал своего подскарбия в чужую страну за женой для своего сына”. Потом венчал. Когда кардинал, в числе других вопросов, спрашивал посла: “Не обещался ли великий царь кому другому”, он отвечал: “Разве я знаю; царь ничего не поручил мне на этот счет”, и уже после напоминаний стоявших подле него при этом торжестве он сказал: “Если бы он дал обещание другой девице, то не посылал бы меня сюда”. Но он восставал против того, что кардинал говорил по-латыни, — на это он не соглашался. Когда кардинал сказал: “Г. посол, говорите за мной, как требует наша католическая церковь и ваша: “Я…”, то посол говорил за кардиналом и хорошо произносил слова, впрочем, он не вдруг стал говорить. Он говорил: “Я буду говорить с девицей Мариной, а не с вами, ксендз кардинал”. Невеста присягала царю на верность, а посол невесте за царя. Когда пришлось давать перстни, то посол вынул из маленького ящика алмазный перстень с большой и острой верхушкой, величиной в большую вишню, и дал его кардиналу, а кардинал надел его невесте на палец, а от невесты посол взял перстень не на палец и не на обнажённую руку, но прямо в вышеупомянутый ящик. Когда кардинал хотел связать епитрахилью руки жениха и невесты, то посол послал к жене воеводы Мнишка за чистым платком и хотел обернуть им свою руку и исполнить таким образом этот обряд, а не прикасаться к руке невесты своею голою рукою, но ему не дозволили этого сделать, и он должен был дать свою руку от имени своего царя, князя Московского. Вышеупомянутый коврик взял капеллан кардинала, но посол выкупил его за сто червонцев. Во время венчания его величество король стоял подле кардинала, с правой стороны.
Когда кончилось венчание, то все отправились в столовую: впереди шла царица, за ней шведская королевна, за ней посол. Все эти лица стали на возвышенном месте у стола, царица по правой стороне, королевна по левой, а король, придя к столу, сел посередине. В это время подошли около сорока человек москвитян, неся драгоценные подарки от царя, которые посол отдавал”.
Сохранился список этих подарков от матери “царя”, “свекрови” Марины, которые явно демонстрировали богатство страны жениха и давали невесте понять, что может ожидать её, как новую русскую царицу. Образ Святой Троицы, оправленный в золото и усыпанный драгоценными каменьями; драгоценное украшение Нептуна, которое оценено в 60 000; чарка гиацинтовая, почти той же цены; большие часы в шкатулке, сделанные с удивительными затеями: с трубачами, с барабанщиками и другими украшениями тонкой работы, которые звучали каждый час; перстень с большим бриллиантом; пряжка в виде большой птицы с алмазами и рубинами; кубок с драгоценными каменьями из червонного золота; серебряный сосуд с позолотою, искусной работы; зверь с крыльями, украшенный золотом и каменьями; портрет богини Дианы, сидящей на золотом олене, очень дорогое украшение; серебряный пеликан, достающий свое сердце для птенцов; павлин с золотыми искрами; несколько жемчужин в форме больших мускатных орехов; других жемчужин очень много, нанизанных на нити, вместе весивших 4018 лотов; парчи и бархата 18 кусков. Мать невесты, её бабка и брат потом также получили роскошные подарки (женщинам, в частности, преподнесли собольи меха)». Впоследствии, во время путешествия в Россию и по прибытии туда, Марина получила от царя огромное количество драгоценных подарков — что ж, если восемнадцатилетней польке хотелось роскоши, она получила её с лихвой…
«По поднесении подарков стали садиться к столу. ‹…› Подавали яства одновременно — одни ставили перед королем, другие перед царицею. Тарелки перед королем и его семьею ставили вызолоченные, а для царицы, посла и кардинала серебряные, придворные. Так как молодая ничего не ела, то и посол не хотел ничего есть; он, кроме того, боясь царя, остерегался, как бы не дотронуться своею одеждою до её платья, — он даже не хотел и садиться за стол, так что уже Сандомирский воевода убедил его сесть, сказав, что это нужно сделать. За столом, когда король пил вино, все встали. Король пил за здоровье государыни, сняв шапку и немного приподнявшись со стула. Царица и посол стояли. Королевна послала к царице своего подчашего поздравить и пила за ее здоровье. Пока подчаший говорил к царице, она сидела, а когда он кончил и королевна встала, то сейчас же встала и царица; обе они низко поклонились одна другой, царица, однако, поклонилась ниже. Потом царица пила здоровье королевича, а королевич — здоровье посла. Посол, собираясь пить, встал со стула и пил за кардинала. Когда царица обратилась к послу и пила за здоровье царя (это она сделала по приказанию отца, перед которым, когда он подошел к ней, она не встала, привстала только немного, когда он отходил от неё), то посол встал со стула и, стоя подле него сбоку, выпил за здоровье королевича из другого бокала (из того, из которого пила царица, не хотел пить). Царице услуживали за столом также, как королевне. ‹…›
После обеда начались танцы. Придворные маршалы, коронный и великолитовский, очистили место; король с царицей открыли танцы. Кончив танец, король дал знак послу, чтобы шел танцевать с царицей, но он из уважения к ней не согласился и говорил, что не достоин того, чтобы прикасаться к царице. ‹…› Королевна и царица, возвращаясь от танцев на свои места, низко кланялись королю (царица кланялась ниже, чем королевна), а затем, придя на свои места, кланялись одна другой; садились в одно время.
После танцев Сандомирский воевода подошел к королю и сказал царице: “Марина, поди сюда, пади к ногам его величества, нашего милостивого государя, моего и твоего благодетеля, и благодари его за столь великие благодеяния и проч.” Она подошла к королю (король встал), вместе с отцом они бросились к ногам его величества, и отец благодарил короля. Король поднял царицу, снял шапку, а потом надел ее и стал говорить царице речь, в которой поздравлял ее с браком и новым званием и внушал, чтобы она своего мужа (так он выразился), чудесно данного ей Богом, вела к соседской любви и дружбе для блага этого королевства, потому что если тамошние люди (подлинные слова короля) прежде сохраняли с коронными землями согласие и доброе соседство, когда не были связаны с королевством никаким кровным союзом, то при этом союзе любовь и доброе соседство должны быть еще больше. ‹…›
После этой церемонии Малогосский кастелян с Ваповским повели царицу к жене воеводы — её матери. Там с ней прощалась королевна и делала ей прекрасные наставления. Король уехал во дворец. Когда король уехал, стали провожать посла, который по удалении царицы вышел в другую комнату; провожали его: Сандомирский воевода до кареты, а его друзья до самой квартиры посла; тут же были секретари короля, и посол ехал в королевской карете. Посол был доволен внимательностью к нему, но его дворяне не очень были довольны, потому что наши негодяи поотрезывали у них ножи, покрали у них лисьи шапки и две, кажется, шапочки, усаженные жемчугом, но посол приказал своим молчать. Некоторые из москвитян напились; за столом они ели очень грязно, хватали кушанья руками из блюд. Царица венчалась в белом алтабасовом, усаженном жемчугом и драгоценными камнями платье, очень дорогом; на голове у нее была небольшая корона, усыпанная очень дорогими каменьями.
На следующий день давали ответ послу. Канцлер Великого княжества Литовского ответил от имени короля, что радуется счастливому вступлению на престол великого князя Московского и обещал показывать с своей стороны расположенность к нему, а что касается союза против турок, то об этом король
