Катенька своих чувств не скрывала. В 1777 году девятнадцатилетняя Катенька писала брату Василию: «Я его люблю более, нежели когда-нибудь его любила, и, по милости Всемогущаго, я очень счастлива…»
Их свадьба состоялась 5 июня 1777 года.
Обвенчались в деревенской церквушке. Орлов угощал мужиков водкой и каждому подарил по рублю со словами: «Гуляйте, ребята, вовсю; но вы не так счастливы, как я — вот у меня княгиня!»
Как только о свадьбе узнают в Петербурге, брак Орлова с Зиновьевой насильственно расторгнут.
На заседании Сената постановили: разлучить Григория Орлова с женою и заключить обоих в монастырь.
За молодых вступилась Екатерина Великая, обязанная своим величием и троном братьям Орловым, поддержавшим ее бунт против мужа. Императрица кассировала постановление Сената. Брак снова был признан действительным. Зиновьеву-Орлову императрица призвала ко двору, сделала своей фрейлиной, осыпала подарками и благодеяниями. Общество снова было скандализировано, но против царской воли не пойдешь.
Молодые супруги уехали в путешествие по Европе, в ожидании, что страсти в российском светском обществе понемногу улягутся. Из Швейцарии Катенька прислала брату романс, который сама сочинила для Григория Орлова:
Вскоре романс этот был положен на музыку и его пел весь Петербург.
Вернувшись, супруги поселились в столице, жили уединенно, наслаждаясь обществом друг друга. Георг фон Гельбиг в своих мемуарах писал: «Княгиня сумела возвратить спокойствие в сердце Орлова; он предпочитал теперь частную жизнь прежнему бурному и блестящему существованию».
Одно омрачало счастье супругов: у них не было детей. Для лечения уехали они за границу, где здоровье Катеньки ухудшилось: возможно, из-за микстур, которые она принимала по совету докторов. Впрочем, у нее нашли чахотку, которая в те времена не щадила ни бедных, ни богатых.
Екатерина Зиновьева-Орлова скончалась 16 июня 1781 года в Лозанне на руках у любящего мужа, чей рассудок не выдержал такого удара. Она не дожила до двадцати четырех лет. Гавриил Романович Державин написал на ее кончину поминальные стихи, начинавшиеся словами: «Как ангел красоты, являемый с небес, приятностью лица и разумом блистала».
Григорий Орлов в свинцовом гробу привез тело жены в Петербург, а сам удалился в поместье, где за шесть месяцев уморил себя недоеданием и бессонницей. Жить без своей Катеньки он просто не мог.
Великий князь Александр Павлович и принцесса Мария-Луиза-Августа Баденская
28 сентября 1793 года
«Сначала мы его женим, а потом — коронуем!» — сказала Екатерина Великая о своем старшем внуке, своем любимце Александре, из которого она, в обход не любимого ею сына Павла, воспитала идеального с ее точки зрения государя.
Разумеется, невесту ему она решила выбрать из Германии: это уже стало традицией в России. Но Екатерина подошла к вопросу очень серьезно: она считала, что брак без любви и желания — такой, на которой ее саму обрекла судьба, — это неправильный брак. Нужно, чтобы юный великий князь влюбился в свою невесту. А значит, надо найти среди немецких принцесс настоящую красавицу, чем Екатерина и озаботила российских посланников. Из всех описаний и портретов, которые были ей присланы, императрица выбрала двух баденских принцесс: Луизу и Фредерику. Правда, на тот момент даже старшей, Луизе, было всего двенадцать… Но Екатерина поручила графу Н. П. Румянцеву, дипломатическому представителю России в Южной Германии, начать переговоры. Для баденского семейства предложение о браке с русским великим князем, который когда-нибудь сможет стать царем, — манна небесная. Собственно, быть избранной в жены русскому великому князю — огромная радость и честь для любой немецкой принцессы.
И только мемуарист Шарль-Франсуа Филибер Массон де Бламон в своих «Секретных записках о России» скорбел об их участи: «Юные и трогательные жертвы, которые Германия, по-видимому, отправляет в дань России, как некогда Греция посылала своих девушек на съедение Минотавру, сколько тайных слез вы пролили в бездушных апартаментах, в коих вы заключены? Сколько раз вы обращали ваши взоры и вздохи к милым жилищам, где вы провели годы детства? О, если бы ваши дни протекали в объятиях супруга вашей национальности, в благословенном небом климате, среди более счастливого и просвещенного народа, при менее пышном и развращенном дворе, — разве такая участь не предпочтительнее? Цепи, которые вы носите, только тяжелее оттого, что они сделаны из золота. Окружающая вас роскошь, драгоценности, которые на вас надеты, не принадлежат вам, и вы не рады им; если любовь своим обаянием не скрашивает для вас обитель мук и скуки, она скоро становится для вас только ужасной темницей. Поистине ваш удел может вызвать слезы даже у тех, кто вам завидует: титул русской великой княгини, столь блестящий и привлекательный, подтверждал до сих пор только право на исключение из счастья».
Эти слова Массона могут вызвать разве что улыбку. Что касается просвещенности — здесь Россия давно уже давала фору крохотным германским герцогствам и княжествам. Благословенный климат? О, немецкие принцессы с радостью покидали его, лишь бы оказаться «в золотой клетке», при этом «пышном и развращенном», но таком привлекательном российском дворе! В одном он был прав: далеко не все из этих принцесс обретали счастье.
Как только Луизе исполнилось тринадцать лет, ее вместе с Федерикой отправили в Россию. Только в карете девочки узнали о том, куда и зачем их везут, и Луиза, согласно воспоминаниям сопровождавших ее, разрыдалась и простирала руки к любимым ею горам и лесам… Она была сентиментальной девочкой, к тому же боялась, что русский жених окажется страшным и грубым.
«Мы ждем двух баденских принцесс, — писала тем временем Екатерина своему другу барону Гримму. — Одной тринадцать лет, другой одиннадцать. Вы, конечно, понимаете, что у нас не выдают замуж так рано; это дело будущего, а пока пусть они привыкнут к нам, сживутся с нашими обычаями. Александр в невинности сердца ни о чем не догадывается, а я подстраиваю ему эту дьявольскую шутку, вводя его в искушение».
31 октября 1792 года девочки, измученные долгим путешествием, прибыли в Петербург и были представлены императрице. Ей с первого же взгляда понравилась старшая — Луиза. В тот же вечер Екатерина сказала своему секретарю Храповицкому: «Чем больше смотришь на старшую из баденских принцесс, тем больше она нравится. Невозможно видеть ее и не попасть под ее очарование». И написала Гримму: «Господин Александр выказал бы себя чрезмерно разборчивым, если бы упустил старшую из принцесс».
Мария-Луиза-Августа Баденская и правда была прекрасна.
Увидев ее, великая княгиня Мария Федоровна, мать Александра и ее будущая свекровь, написала
