Князь. Записки стукача

Кибальчич объяснил:

– К сожалению, мы не можем допустить ничьей помощи. Ибо одно неверное движение – и мы все взлетим на воздух. Потому останутся Верочка и Сонечка. Сонечка уже делала бомбы, Верочку используем на других очень важных работах – разогреть чаю… и прочее, – (наконец-то все рассмеялись). – Но не будем терять времени…

Мне показалось, этот Кибальчич был влюблен в Веру. По-моему, они все были влюблены друг в друга! Они, когда-то дававшие зарок – не влюбляться, пока не победит Революция! Настоящая Корба, как я узнал потом, была влюблена в Михайлова. И когда его арестовали, долгое время пребывала в прострации… После ареста Колодкевича ей поручили предупредить Клеточникова, чтобы он не шел на квартиру Колодкевича, где была явка. Но выполнила она это формально… Ей было не до ангела-хранителя организации – она находилась в расстроенных чувствах… Зато в других случаях любовь себя оправдывала. Например, в тот вечер. Тогда любовь управляла Сонечкой! Любовь родила её бешеную энергию, которой она заразила остальных.

Обсуждение закончилось. Все поднялись. В тусклом колеблющемся свете свечей лица терялись.

Я думал, они меня теперь не выпустят, пока не свершится покушение. Но ничего подобного – со мной простились.

Выйдя в коридор в сопровождении гвардейца и Сонечки, я увидел в коридоре двух молодых людей. Один был совсем мальчик, другой – рабочего вида человек, почему-то с портфелем. Оба чего-то напряженно ждали. И это страшное их напряжение я физически почувствовал.

У входной двери гвардеец заботливо перевязал мне глаза. Я услышал голос Сонечки:

– Тебя отвезут домой. Встретимся после всего. Я буду ждать тебя после в кондитерской Беранже, – (знаменитая кондитерская на углу Невского и Мойки).

Гвардеец помог спуститься во двор, посадил в карету, и карета повезла меня домой.

Это прощание, как и приглашение на тайное сборище, к сожалению, не показалось мне странным и подозрительным.

Я вспоминал ее исступление, поцелуи… Навязывалась мысль о том, что «старая любовь не ржавеет». А то, что Сонечка продолжала при этом безумно любить Желябова… Что ж, подобное часто случается у наших женщин: «Любила одного, спала с другим» – почти народная наша пословица.

Вернулся я домой в первом часу.

Хроника последнего дня

1 марта. 1.15 ночи. Час я точно помню…

Надо было немедля предупредить графа. Но если они следят за домом?

Я растолкал Фирса. Вместе с ним по очереди мы сначала перелезли через ограду в соседний сад. В соседском особняке свет в окнах уже погасили – спали. Сторожила собака – огромный дог. Яростно, с лаем он бросился на меня. Но Фирс схватил его за морду своими лапищами и каким-то первобытным страшным рывком сломал псу шею. Пес успел заскулить и умолк.

Перелезши через ограду, мы вышли в параллельный переулок. Фирс отправился за каретой, а я следил за улицей. Никого…

Разыскать экипаж в Петербурге можно было тогда в любой час дня и ночи…

Я подъехал к дому графа Лорис-Меликова.

У дверей особняка и вокруг – полиция и казаки. Я нашелся, вызвал старшего:

– Немедленно разбудите графа и передайте письмо.

В письме я просил о безотлагательной встрече.

В маленькой гостиной меня встретил заспанный граф с дико торчащими усами.

– Я только что от них! Теперь, возможно, они следят за моим домом. Но я шел через соседский сад…

– Рассказывайте по порядку.

– Они чек попросили на очень большую сумму. Убийство Государя назначено на завтра. После этого поднимут восстание! Она решила убить меня доверием. Она теперь главная у них…

– Речь идет, конечно же, о госпоже Перовской? – мрачно уточнил Лорис. – Любовника решила спасти. Потомок царедворцев участвует в цареубийстве. Что ж, и это в наших славных традициях, – задумался, потом сказал: – А они вас не дурачат?

– Она спала со мной… сегодня!

– Ну что ж, может быть, не дурачат… Может быть, нет. Но, может быть, да. Рассказывайте подробно.

– Мину взорвут днем на Малой Садовой. Там прорыта галерея.

– Это нам известно, галерею они закончили вчера. Вечером возьмем всех.

– Бомбы для Екатерининского канала сделать не успевают… И надо, чтобы царь возвращался через канал.

– Что ж, у меня те же сведения. Это я их приучил, что царь непременно возвращается через Малую Садовую. Вы, видимо, чек им уже подписали?

– Да.

– И почему же они вас не убили? Или, на худой конец, не задержали, как прежде?

– Главного ненавистника с ними нет. К тому же я снова ее любовник…

– Причина, но для нормальных дам. Не для этих…

К тому же их бабы теперь вожди. У них – бабье царство. Все мужики арестованы… Ладно, спасибо за службу. У меня завтра утром доклад Государю. Думаю, послезавтра и у вас случится аудиенция, готовьтесь. – Засмеялся. – После чего я арестую мерзавца Кириллова… – Помолчал, потом добавил: – Однако потребуем от мерзавца поставить побольше полицейских и на канале. На всякий случай!

Дневникъ императора Александра II

Захотелось написать. Ничего печального не случилось… Проснувшись, долго думал: какой был прошлый век – полный крови… и нашей семейной крови тоже. Путь от тюрьмы до тронной залы был так мал. Мои несчастные убиенные предки – императоры, удалые изверги-заговорщики, фавориты, которых из дворцов отправляли прямо в Сибирь, чтоб при следующем царствовании вернуть во дворец… Порой один фаворит (Бирон) возвращался из ссылки, в то время как другой, отправивший его в эту ссылку (Миних), мчался на его место… Говорят, они встретились в дороге… Вынутый из могилы прадед-император, поставленный рядом с умершей прабабушкой, свергнувшей его с трона… В гробах, стоявших рядом в одной зале, воссоединилась Семья… Безумный дед, заставлявший гасить свет во всей столице в десять часов, когда ложился спать сам… Дед и прадед, загримированные в гробах, – чтобы скрыть следы зверских насилий пьяных гвардейцев… И все это под звуки маршей, гвардейских парадов, под грохот балов и пушек, извещавших о наших рождениях, о наводнениях…

И наши могилы в соборе, видном из окон нашего дворца! Чтоб мы не забывали…

Вчера я обедал у сына (Владимира), и из окон его дворца – тюрьма и кладбище, как на ладони… Ничего – аппетит не уменьшился.

И тайна, тайна! И дядя Александр Первый, будто бы не умерший, но решивший замолить всю кровь и безумства предков, убийство собственного отца – и отправившийся нищим в Сибирь… Помню, когда появились слухи о старце, объявившемся в Сибири, так на него похожем, матушка спросила папа? об этих слухах. И отец, всегда – рыцарь, впервые яростно накричал на нее… Меня уверяют, что гроб победителя Наполеона в Петропавловском соборе пустой. Я хотел открыть гроб, чтобы хоть в этом мы перестали быть тайной для самих себя. Но испугался – а вдруг и вправду пустой? И высеченный плетью за бродяжничество старец был император Всероссийский!..

И нынешний сон… Я горько плакал. Я видел иссеченную спину старца, точнее, кровавое месиво, как у того солдатика, которого секли при мне в юности… Потом старец приблизил свое лицо… Я хотел крикнуть от ужаса и проснулся. И не мог понять, где я. Понял только, услышав её ровное детское дыхание рядом.

Этот сон пугает… Он непонятен. Ибо вчерашний день доставил только радость.

Лорис сообщил: взяли крестьянского сына Желябова (хоть этот не дворянин) – главу извергов. Теперь вся верхушка дожидается участи в крепости.