этакую родительскую пользу кнута… И Шешковский соорудил особый пол, который проваливался вниз вместе с человеком, и там внизу человека пороли…
Причем на этом дело не кончалось. Вскоре о порке (Шешковский продолжал «заботиться»!) узнавали в полку. Выпоротый, то есть по кодексу дворянской чести – обесчещенный дворянин, как правило, вынужден был уходить в отставку. Об этом устройстве в полу знала не только тетка. Слухи ходили по столице… Впоследствии Федор Михайлович рассказывал: когда его арестовали, он и все его соратники по делу, прослышавшие ужасные истории про треклятый пол, придумали идти вдоль стен, стараясь не попадать на середину пола, где скорее всего был спрятан механизм.
Но в тот день, когда я вошел в ужасное здание, надпись из Дантова ада вертелась в моей голове…
Я предъявил повестку жандарму, стоявшему у дверей. Он как-то мельком, обнадеживающе несерьезно взглянул на повестку и пропустил меня внутрь.
Я поднялся по мраморной лестнице. На ней бронзовая дева держала светильник – видно, это была аллегория истины…
На втором этаже стоял другой жандарм, как оказалось, поджидавший меня…
Проверил повестку, забрал ее и велел идти в конец коридора.
Совершенно пустынный коридор с ярко-красной ковровой дорожкой и множеством одинаковых дверей, между которыми висели портреты отечественных инквизиторов, руководителей учреждения…
В самом конце коридора в золотой раме – парадный портрет Государя. Там, видно, и помещался кабинет главного руководителя…
Но я так и не успел достигнуть портрета Государя, когда одна из одинаковых дверей открылась и навстречу мне шагнул приятнейший розовощекий господин самой веселой наружности.
Он спросил меня:
– Князь Вол-кий, не так ли? Полковник Кириллов к вашим услугам… Прошу со мной.
И пригласил меня войти в открытую дверь.
– Позвольте, но в полученном приглашении… – так я назвал повестку, – значится Его Превосходительство граф Шувалов.
– Это пустая формальность. У добрейшего Петра Андреевича хватает занятий, милостивый государь, помимо разбирательств шалостей молодых людей… Так что прошу!
Мы вошли в небольшую комнатку, где стояли маленький стол, кресло и стул.
– Прошу, – он указал на стул.
Я колебался, стараясь придумать, как бы мне
Он мило засмеялся:
– Наслышаны легенд о бедном Шешковском? То-то, смотрю, жались к стенке в коридоре. – И добавил, вольготно усаживаясь в кресло: – Садитесь, садитесь, милый друг, в ногах правды нет. И будем с вами приятно беседовать… Ну, что там у нас с вами… в каком безобразии отметились? – сказал он шутливо, доставая из портфеля объемное дело.
Я решил быть строгим.
– Об этом я хотел бы спросить вас, милостивый государь, по какому делу меня потревожили.
Мой ответ мне понравился. Хотя страх с каждой минутой неумолимо овладевал мною.
– О-хо-хо, – вздохнул Кириллов и вместо ответа углубился в чтение, видимо, моего дела.
Вскоре последовала сердитая фраза:
– Что ж вы замолчали, любезнейший… Докладывайте о ваших шалостях. Времени у нас немного… – Опять углубился в бумаги.
Чувствуя себя полным идиотом, я ответил склоненной голове, что докладывать мне совсем нечего.
– А я думал, вы хотите доложить нам, как по кружкам ходили, где покушение на Государя готовилось, как с государственными преступниками знакомились… Как за границей общались с приговоренным к каторге господином Бакуниным и весьма зловредным немцем Марксом, не говоря уже о господине Герцене и господине Нечаеве, организовавшем убийство и бежавшем из России…
Я не успел ответить, ибо в этот момент мой стул покачнулся и я полетел вниз.
Теперь я сидел на стуле, зажатый полом… Над полом возвышалась только моя голова. Все остальное туловище оказалось во власти невидимых людей, которые были внизу… Торопливые руки грубо освобождали меня от брюк. И я почувствовал страшный беспощадный удар… Меня пороли. Я видел сапоги Кириллова, новенькие, блестящие. Видимо, сам господин Кириллов как ни в чем не бывало продолжал сидеть, погруженный в бумаги…
Я кричал от боли, визжал, осыпал его проклятиями. Но он будто не слышал.
Наконец встал из-за стола – сапоги мимо моего лица прошествовали к выходу.
Он ушел, но беспощадная порка продолжалась…
Я выкричал голос, я хрипел, я терял сознание… Удары прекратились… Я начал подниматься – меня возвращали в прежнее положение… Я вновь оказался на стуле. Под моим стулом снова был пол… Напротив стояло пустое кресло, где недавно сидел Кириллов.
…Я дотронулся до брюк – мокрые. Мой несчастный зад был в крови. Кровь проступила через ткань.
И тогда покойный отец проснулся во мне. Я вскочил, но понял – меня лишили ремня. Не помня себя от гнева, придерживая падающие брюки, я бросился из комнаты. Я бежал в бешенстве по пустому коридору, пока не наткнулся на двух жандармов, стоявших у портрета Государя.
Они охраняли приемную графа Шувалова.
– Где, – рявкнул я, – Его превосходительство граф Шувалов?
– Его превосходительство в отъезде, – вежливо ответил один из жандармов. – Вы, как я понимаю, князь Вол-кий. Где ж вы запропастились? Вас уже полчаса ждет его превосходительство полковник Кириллов… Прошу! – и он показал на приоткрытую дверь справа от портрета.
– Вот он-то мне и нужен!.. – Я рванулся в приоткрытую дверь.
За столом в знакомой позе, совершенно углубившись в бумаги, сидел… незнакомый господин в голубом мундире с золотыми эполетами.
– Садитесь, милостивый государь… И почему вы опаздываете? – сказал он, не поднимая головы.
– Правосудия! – закричал я.
Он поднял голову от бумаг и с любопытством посмотрел на меня.
– Не понял вас, сударь?
– Меня выпороли!.. Я этого так не оставлю! Я не боюсь огласки, я Государю жаловаться буду… Я князь, я дворянин!
Он смотрел на меня в совершеннейшем изумлении.
– Выпороли? Кто вас выпорол?
– Полковник Кириллов!
Он усмехнулся:
– Видите ли, милостивый государь, полковник Кириллов – это в некотором роде я. И я вас не только не порол, но вижу вас впервые…
– Ложь! Ложь! Западня! – кричал я.
Он позвонил. Вошел жандарм.
– Господин явно не в себе. Отвезите его домой…
– Нет, я в себе!
– Если вы будете настаивать, вас отвезут в сумасшедший дом. Боюсь, что это вам не понравится, ибо застрянете вы там надолго… Я велю выяснить, что с вами произошло, и мы разберемся. Ждем вас завтра… И, – добавил брезгливо, – приведите в порядок свою одежду. Брюки в крови… у вас, что ли, геморрой разыгрался? Да и ремень надо носить, сударь… – с отвращением сказал он. И наконец совсем оторвавшись от бумаг, приказал жандарму: – Отведите господина в туалетную комнату и заодно разберитесь, что у него произошло.
– Ступайте за мною, – равнодушно велел жандарм.
Придерживая прилипшие к кровавому заду брюки, в нестерпимой боли я шел за жандармом.
– Приказано узнать, что с вами произошло, – сказал жандарм.
– Идемте! Идемте! Я покажу, что произошло! Я всем покажу!..
Я быстро нашел эту комнату…
