лишь на половину, от того длинный широкий пояс напоминал своеобразные крылья, который опустила уставшая птица.
- Как я ненавижу все это, - прошептала она, всматриваясь в темноту. - Как устала быть никем...
- Тогда стань той, кем желаешь больше всего, - чуть хриплый мужской голос со странным акцентом, разрезал тишину, заставляя принцессу испуганно вздрогнуть и обернуться вокруг себя, выискивая в темноте того, кто посмел здесь оказаться.
- Кто здесь? - сказала она, отчего-то даже не пытаясь кричать. На краю сознания проскользнула мысль, что если пришли её убить? Вдруг отец передумал и со свадьбой и с деньгами, что, если он просто решил избавиться от неё? И, вот тогда, она неожиданно поняла, что это будет не так уж страшно... Да, эта мысль пришла неожиданно и необыкновенно четким образом, ворвалась в её сознание. Разве, это может быть хуже того, что она уже имеет?
Возможно, кому-то показалось бы, что ей грех жаловаться. Она жила в богатстве и роскоши, не знала ни голода, ни холода открытого неба над головой. Это было так. Но, чтобы все это иметь, она и платила достаточно, изображая роль молчаливой куклы, день ото дня облачающейся в неудобные одежды и обувь, просиживая на приемах словно статуя, не шевелясь и не говоря, изображала она фарфоровую статуэтку. Мало кто знал, что одно её полное облачение, с украшениями и обовью, весило, как десятилетний ребенок. Что, она тоже человек, и у неё тоже иногда что-то болит, но разве это кого-нибудь волновало, если речь шла об официальном приеме или ритуале в храме. Если ей говорили стоять и молчать, то она должна была делать именно это и не важно, что в храме нечем дышать, что от нанесенного на нежную кожу макияжа, она невыносимо зудит, что на неустойчивой платформе её обуви очень сложно удержать равновесие, когда на голове высокая прическа заколотая множеством заколок и гребней, а само кимоно состоит из шести слоев, и жарко в нем так, что темнеет в глазах. Ничто не имело значения, кроме лживого предназначения. Она не хотела знать, как живут другие! Она не хотела так жить сама!
- Меня зовут Ингвер, - все так же спокойно отозвался мужчина, подходя ближе к Иоле так, что его лицо можно было отчетливо разглядеть в скупом свете зажженных свечей. - И, думаю, нам есть о чем поговорить и, что предложить друг другу...
Сейчас, всматриваясь в предрассветную хмарь Севера, Иола думала, что, то соглашение не принесло ей по сути ничего. Ингвер говорил тогда, что если она выполнит все в точности, как он скажет, то ей будет гарантированна свобода. И, что в итоге? Он не справился со своими обязательствами, был разбит и вынужден отступить. А, она и вовсе оказалась в таком положении, что самой себе не позавидовала бы.
'Конечно, они не станут меня убивать. Думаю, это бессмысленно, но если раньше меня воспринимали, как безобидную гусеницу, то теперь я останусь вечно подозреваемой. И, что ещё они приготовят для меня? Сдержат ли обещания данные отцу? Сохраню ли я хотя бы толику своего положения или в их власти превратить принцессу Аира в рабыню Севера. Боги, как же это страшно! Если бы этот северянин справился, был бы хотя бы небольшой шанс, а теперь...Что теперь? Не стоило с самого начала соглашаться с ним. Не стоило...'
Руки Иолы, не смотря на то, что в комнате выделенной ей Советом было хорошо натоплено, отчаянно мерзли, потому ей постоянно приходилось растирать кончики пальцев. Она так и не смогла уснуть в эту ночь. Слишком гнетущими были мысли в её голове.
Северяне не оставили без внимания факт её предательства. Людям, которые сопровождали Иолу в путешествии, было запрещено входить в её покои. Иола сильно подозревала, что они взяты под стражу. Вместо верных служанок к ней было приставлено пять женщин, очень высоких, полных и суровых на вид. Эти женщины должны были заботиться обо всем, что ей понадобится, но дело было в том, что ни одна из них не говорила по-аирски. Таким образом, суровые северянки взяли распорядок принцессы под свой контроль, самостоятельно решая, когда ей спать, есть и прочее. К слову сказать, за три дня ей даже не предложили умыться, хотя она и пыталась просить! Но, то ли тётки были не слишком сообразительны, то ли Иола плохо показывала, что ей надо, результат был один. Причесать её тоже было не кому, согласно традициям Аира, как и одеть, в прочем, потому уже второй день подряд принцесса щеголяла по своим покоям в длинном свободном сарафане, под который одевалась такая же длинная, свободного кроя рубаха и просто сплетенной косой на голове. Поскольку, дамы у северян, были и выше и крупнее, чем средние аирки, то фактически Иола утопала в своем наряде и при каждом шаге, ей приходилось задирать подол.
Все в этой комнате казалось чужим, как если бы она попала в другой мир. Начиная от стен и заканчивая предметами туалета. Даже подушки, на которых она спала, были не похожи на те, к которым она привыкла. В Аире спали на маленьких прямоугольных подушечках, на севере подушки были больше и имели форму квадрата, постель стелили прямо на широкие деревянные лавки, а не на пол. Если в Каишим вещи складывались в своеобразные комоды, то здесь использовали сундуки и массивные шкафы из темного дерева. Отличия были во всем: в форме, качестве, цвете, декоре. Когда Иола жила в родном дворце, то ей казалось, что она ненавидит все, что её окружает. Но, сейчас, оказавшись в месте, где непривычно все, начиная от формы входной двери и заканчивая кружкой со специальной ручкой для пальцев из которой ей приходилось пить, она чувствовала себя потерянной.
- Как жить дальше, - тихо сказала она, смотря, как на горизонте появляются первые солнечные лучи нового дня.
Ответом была тишина, которая словно лучшая подруга, шептала ей: 'Решать тебе...'
Они вошли в дом довольно скоро. Признаться, я ожидала, что на разговоры уйдет куда больше времени, но то ли члены Совета оказались куда более понятливы, то ли Брэйдан сказал необходимый минимум? Я не знаю. Сейчас, я стояла в самом темном углу комнаты, откуда открывался хороший вид на все внутреннее пространство гостиной и холла. Когда отворилась тяжелая дубовая дверь, я ожидала увидеть умудренных жизнью старцев, седых, с испещренными морщинами лицами. Конечно, я помнила, что мужчины здесь не стареют, но все же при словосочетании 'Совет старейшин', возникали определенные ассоциации. Но, сперва вошел Брэйдан, за ним проследовал мужчина на вид которому было уже глубоко за шестьдесят, но, не смотря на седину волос, его осанка говорила о силе, как и меч, что покоился в ножнах на поясе. Мужчина имел такой же цвет глаз, как и Брэйдан, походил он на него и чертами лица. Должно быть, это был его отец. Следом вошли уже знакомые мне Рик и Дэйм, последний держал за руку маленького мальчика лет шести... Неожиданно мне стало не по себе. Вспомнились слова Брэйдана о последнем рожденном мальчике в Аранте. И, сейчас, смотря на вошедшего 'ребенка', я не могла понять, как такое может быть. Этот мальчик был похож на обычного ребенка. Чуть пухлые ручки и щечки, темно-каштановые волосы и необыкновенно холодные печальные серые глаза. Его взгляд, не смотря на улыбку на лице, оставался неизменно печальным и таким проникновенным, что смотреть в них было больно на физическом уровне. Малыш отпустил руку Дэйма и проследовал в комнату уже самостоятельно. Он, молча сел в свободное кресло, и уперев подбородок о подлокотник, стал наблюдать за тем, как входят остальные. Я же, точно так же, продолжала смотреть на него.
Следом за Дэймом и Риком, вошло ещё восемь мужчин, но я не могла найти в себе сил, посмотреть на них. Все моё внимание было приковано к вошедшему 'ребенку'. Сейчас, я не просто разглядывала его. Я изучала строение его ауры, просматривала его на нескольких уровнях реальности, и то, что я видела, мне совершенно не нравилось. Все энергетические нити были нарушены, основные потоки были деформированы и расположены неправильно. Это дитя было рождено с аномалией, которая не давала ему дальше расти, мешала развиваться, как нормальному человеку. Если, у обычных северян, было видно, что их энергетику меняли после того, как они были рождены и достигли определенного возраста. То, этот 'ребенок' был рожден со своеобразным уродством на таком уровне, излечить которое, было неподвластно Властителям...
Чем дольше я всматривалась в структуру его потоков, тем сильнее крепла моя уверенность.
'Сэ'Паи', позвала я того, с кем сейчас хотела поговорить более всего. 'Сэ'Паи?'
'Дайли?' голос учителя, казался несколько встревоженным и не очень четким.
