показалось, что он потешается над ней, так что они потом ещё несколько дней не разговаривали. А теперь – поди ж ты! Сама затягивает корсет! И прекрасно знает, что и как нужно оголить, чтобы мужчина загорелся желанием узнать, что же скрывается под рюшами и бантами…
Халт скрипел зубами, сжимал и разжимал кулаки, но молчал. То, что Аннет бегает соблазнять придворных Огая, было очевидно, и сын Глойфрида просто кипел от ярости и ревности. Но он прекрасно понимал, зачем она этим занимается. Ради дела. Ради его, Халта, дела! И осознание, что он сам толкает её в постель к другим, просто разрывало на части. Выбора не было. Можно, конечно, послать все далеко и надолго, схватить в охапку свою любимую и убраться подальше, в тихий, спокойный мир. Но тогда он корил бы и изводил себя всю оставшуюся жизнь, превращая её в ад. Жить с осознанием, что мог спасти три мира, но даже не попробовал этого сделать… да и родные его проклянут, и будут правы! Остаётся сжать зубы и терпеть. Но это и есть ад! Как ни старался Халт убедить себя, что это все ничего не значит, что любит?то Аннет его, а с этими просто спит, ничего не получалось. Ему казалось, что за пол года на Терре он стал прогрессивным, но как дошло до проверки принципов, выяснилось, что впитанный с воздухом Хединсея закон верности женщины своему мужчине составляет его естество. При мысли о том, что Аннет с кем?то другим, все внутри вибрировало от бешенства и оскорбления.
Собрав всю силу воли, он в очередной раз не проронил ни слова, когда девушка закончила подводить глаза, нанесла несколько капель розового масла на запястья и шею, чуть коснулась губами его щеки и упорхнула в город. Хотя Аннет уверяла, что ни с кем не спит, а просто флиртует, Халту казалось, что он каждый раз отправляет её в бордель.
Но не только это грызло его: если за Ванду он был спокоен, то вот мысли об Аркадии Михайловиче не давали покоя. Халт забывал о своём предательстве, пока чем?то занимался, но по ночам и в такие минуты, как сейчас, он сам себе был противен. Что приспешники Хаоса сделали с адептом Ордена? Как воспользовались полученной информацией? Может быть, ещё не поздно предупредить его? Но для этого надо признаться в собственной никчёмности… Возможно, Халт и бросил бы все, рванул на Терру спасать. Останавливало одно: он не знал, где искать Аркадия Михайловича. Тратить же драгоценное время просто так он сейчас не мог. Сейчас сын тана маялся бездельем, но все могло измениться в любую минуту: все зависело от Аннет и Ванды – как быстро и какую информацию им удастся раздобыть. Дальше уже Халту придётся приложить все силы, чтобы его предательство, по крайней мере, оказалось не напрасным.
В четырёх стенах, один, Халт чувствовал себя грифоном в клетке. Так что после ухода Аннет он выдержал пятнадцатиминутную паузу и тоже отправился в город. В трактире на соседней улице продавали очень недурственный крепкий самогон, отдалённо напоминающий текилу. В последнее время Халт заходил туда ежедневно, бутылку же настоящей текилы, привезённой с Терры, оставил на особый случай.
— Так–так, юный тан напивается в одиночестве. Что опять приключилось?
Халт поднял голову и увидел Ванду. «Какой я, к чертям, тан? – подумал он. – Предатель, который даже с девушкой не может справиться».
— Так, хандра, – махнул он, ожидая, что старуха уйдёт, но та, наоборот, села напротив и пронзила его ледяным взглядом.
— Аннет?
Халт кивнул. Хотел этим и ограничиться, но неожиданно его прорвало:
— Не могу я так больше!!! Куда она каждый день уходит? С кем спит? Что там творится? Я выгляжу идиотом! Я знаю, любой воин на Хединсее выгнал бы взашей такую девушку, а я… я сам её на это толкаю! Это же мне надо найти что?то на Огая! Да она меня за это должна презирать!
Ванда сжала его ладони. От прикосновения холодных костлявых рук сын тана вздрогнул и вынырнул из недр собственных мыслей и эмоций.
— Мальчик мой, ты даже не понимаешь, кого ты полюбил и что будет с вами дальше. Ты меряешь жизнь по мерке Хединсея, и это нормально. Но Аннет из другого мира. Сколько ты пробыл на Аррете?
— Около недели.
— Ты вообще не знаешь того мира! Это мир на выживание. Там нет таких понятий, как сострадание, дружба, нежность, верность, любовь. Ты вытащил девочку из волчьей стаи и пытаешься обращаться с ней как с домашней собачкой. Не получится.
— Что же мне делать?
— Лучше всего – оставить её в покое и найти себе другую жену, из своего мира.
Халт изо всех сил замотал головой.
— Я не могу! Это сильнее меня! У меня в глазах темнеет, когда её вижу, и голова кружится. Мне плевать на всех остальных девушек! Я ничего не ощущаю, когда их обнимаю, а когда даже одним пальцем дотрагиваюсь до неё – меня уносит. Вот только я понятия не имею, что чувствует ко мне она, и от этого бешусь!
— Ревность – она всегда от неуверенности, – кивнула Ванда. – Думаю, она и сама не понимает, что к тебе чувствует. Этот волчонок не умеет любить, не знает, что это такое, никогда этого не видела. Она живёт по принципу: выгодно – значит хорошо. Все. Никакой морали, этики и чести. Ты, в кого эти вещи вбиты с детства, даже не понимаешь, насколько вы разные!
— Я не знаю, что мне делать. Мне плохо с ней и невыносимо без неё, – прошептал потомок Хагена.
— Если хватит сил и терпения – научи её любить. Задача такая же невыполнимая, как победить хаоситов, но попробовать стоит.
Халт скривил губы и потянулся к бутылке. Ванда перехватила его руку, убрала самогон.
— Хватит. Напиваются с горя хлюпики. Таны решают проблемы, а не прячутся от них.
— Я не тан. – Халт заглянул в рюмку, но та оказалась пуста.
— А кто?
— Ничтожество.
Потомка Хагена обожгла пощёчина. Затем ещё одна. Он вскочил.
— Ты… ты… – В голове у него не укладывалось, что старуха только что отхлестала его по щекам.
— Если ты ничтожество, то разбирайся с чёрным шаром как знаешь. И вообще делай что хочешь. А мне с ничтожеством не по пути!
Ванда развернулась и пошла прочь из таверны. Халт метнулся за ней, вернулся, бросил монету на стол, снова побежал, но сбил входящего гнома, чуть не свалился сам, раз десять извинился и наконец выбежал на улицу. Старухи уже не было.
Халт брёл вдоль Кальмиуса, пиная камушки. Алкоголь после разговора резко выветрился, но пить больше не хотелось. Стало страшно, что Ванда ушла насовсем. Первый шок и злость прошли, и до Халта дошло, что именно пыталась сказать старуха. Да, все они – Аннет, Ванда и Драга – верят в него, они ввязались в почти безнадёжное дело только потому, что он попросил, и Халт не имеет права их подвести, а именно к этому он и придёт, шляясь по тавернам! Пока Аннет и Ванда рискуют жизнями, разыскивая нужную, как воздух, информацию, он сидит и страдает! Старуха права – идут только за таном, а не за ничтожеством. Но что делать, если он – не тан?
Халт никогда не отличался религиозностью, да и отец всегда учил полагаться на свои силы, а не на чудо или богов, но сейчас сын тана взмолился: «О могущественные боги, будьте милосердны ко мне! Дайте сил, немного удачи и уверенности! Покажите путь! Я блуждаю в тумане, не представляю, куда идти, а за мной теперь ещё люди! Заберите меня к себе, если надо, но пощадите их, особенно Аннет!»
Во рту держалась горечь, сердце ныло, глаз безостановочно дёргался. Халту казалось, будто его разрывает на части: с одной стороны – любимая девушка, которая по его вине ходит соблазнять разных мужланов, с другой – три мира на краю гибели, с третьей – пророчество, непонятно к кому относящееся, с четвёртой – собственное предательство Ордена, а с пятой – ощущение полного бессилия и собственного ничтожества. Он не сможет, не справится. Погубит себя и людей. Да, но если ничего не делать, то люди погибнут тоже! Как бы Халт ни поступил – на его совести будут жизни ни в чем не повинных людей. И, возможно, одна уже есть…
В Антракасе сегодня казалось неуютно. Ещё мальчишкой Халт от печали и обид привык убегать в лес. Деревья, щебет птиц, треск насекомых, запах травы и цветов успокаивали его, но вокруг города гномов раскинулась степь. Ивы вдоль Кальмиуса, слегка защищающие от солнечных лучей, – вот и все, чем приходилось довольствоваться. По обочинам, особенно в центре, росло много розовых кустов, но это не то…
