Следуй за лидером.
— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашивает Док. Я не отвечаю, и он добавляет: — Это было убийство. Кто-то убил Лил. Для тебя.
— Для меня? — Не могу оторвать глаз от ее тела. Такое ощущение, будто оно вплавилось в кровать.
— Следуй за лидером. Это предупреждение для остальных, для тех, кто протестует.
— Но Лил не протестовала. Она не поддерживала Барти, никогда не выступала против меня…
— Она не работала. — Док садится на кровать рядом с Лил и один за другим отклеивает пластыри. Они чуть приподнимают кожу и отрываются с тихим шипящим звуком. — Те, кто не работает, не поддерживает жизнь на корабле… идут против тебя.
Док ждет, когда я отведу взгляд от Лил.
— Ее убили ради тебя, — четко, медленно произносит он, как будто желает убедиться, что я понимаю: вина за ее смерть ложится на мои плечи.
34. Эми
Не могу сидеть на месте. Бегать я, допустим, перестала, но у меня не получается думать на криоуровне, напичканном закрытыми дверьми, которые надо мной насмехаются. Мне надо двигаться. Но стоит мне добраться до фойе Больницы, как я оказываюсь в толпе скандалящих пациентов и обозленных медсестер, количество которых, кажется, увеличивается с каждой секундой.
— Он безопасен! — громко объясняет какой-то женщине Кит, ассистентка Дока. — От одного тебе ничего не будет!
— Откуда мне знать? — спрашивает та. Голос ее звучит глухо, будто она плакала.
— Ну, сама посмотри, — говорит Кит раздраженно. — Сейчас же с тобой все нормально, так?
— Вроде бы… но…
Девушка с рычанием поворачивается и отходит прочь, едва не врезавшись по дороге в меня.
— Прости, — говорит она.
— Ничего. Что случилось?
— Да эти проклятые пластыри. Люди беспокоятся, что они их убьют, но при передозировке они бы уже были мертвы. Вот только попробуй им это втолковать.
— Какие пластыри?
Кит вынимает из кармана халата квадратный зеленый пластырь и показывает мне.
— Док разработал их для пациентов с депрессией. Они отлично помогают. Если наклеить один. Вот только началась паника из-за того, что три штуки могут убить.
— Что в них?
— Фидус. — Она отвечает бесстрастно, но все же ждет моей реакции.
Фидус. Я думала, с этим мы разобрались.
Какая-то часть меня сердится. Очень, очень сердится. Я думала, мы со Старшим договорились. Думала, что он обещал. Больше никакого фидуса. С другой стороны, мне не забыть, как разошлась вчера толпа в Городе.
— Мы все умрем! — вдруг начинает голосить та женщина, с которой спорила Кит.
И хватает ее за лацканы халата так крепко, что костяшки белеют.
Кит кладет ладонь ей на запястье, и, к моему изумлению, та послушно отцепляет руки, роняет их по швам и расслабляется.
— Вот, ведь так лучше, правда? — мягко спрашивает Кит.
Женщина не отвечает. И тут я замечаю у нее на ладони бледно-зеленый пластырь.
Кит ведет ее к креслу у стены и оставляет там. Дотом поворачивается ко мне с довольным лицом, и я против воли улыбаюсь в ответ. Сработало. Может, если бы вчера в Городе у Старшего были такие пластыри, все бы кончилось спокойнее. И если бы у меня был с собой пластырь, когда Лютор ворвался в зал художественной литературы…
— А можно мне тоже таких? — спрашиваю я.
Она прищуривается.
— Ты же слышала, они опасны. Мы пытаемся вернуть те, что украли из наших запасов. Только мне, Доку и медсестрам разрешается их хранить.
Интересно. Значит, их украли.
— А можно тогда хотя бы один?
Лицо Кит смягчается. Наверное, она думает, будто у меня депрессия из-за того, что я единственная «странная» на корабле — она всегда относилась ко мне ласково, просто удушающе ласково, как некоторые люди относятся к инвалидам.
— Не говори Доку, — шепчет она, украдкой подавая мне пластырь. Я прячу его в карман, к пленке, которую принесла из оружейной.
Перед тем как выйти из Больницы, я натягиваю капюшон, но с шарфом решаю не мучиться — в конце концов, теперь я вооружена пластырем. Направляюсь прямо к Регистратеке.
Надежда слабая, но она есть. Где-то там Орион оставил для меня подсказки — настоящие подсказки. Даже если с последней кто-то что-то намутил, все равно Орион довольно серьезно позаботился о том, чтобы я не потеряла след. До сих пор все подсказки оказывались либо на картинах Харли, либо в Регистратеке. Может, и следующая будет где-то там.
Ага. Конечно. Как будто это так просто — найти подсказку среди всех книг, всех галерей, всех выставочных залов Регистратеки — если подсказка вообще там. Впервые за все эти месяцы «Годспид» вправду кажется мне… огромным. Шансов на успех у меня не больше, чем у снежинки — не растаять в аду.
Вдруг я хмыкаю. Кто знает. В конце концов, Дантов ад был ледяным.
Подойдя к Регистратеке, я вижу на ступеньках плотную кучку людей. Надвигаю капюшон ниже и убираю руки в карманы, сжимая в пальцах пластырь с фидусом.
— Кораблю нужен командир, — говорит мужской голос.
Замираю у перил, не решаясь подняться. В конце концов поворачиваюсь так, чтобы они видели только мою спину.
— Барти? — предлагает женщина. — Может, Лютор?
— Возможно, один из них. Но не обязательно. Просто кто-то… постарше. Поопытней.
Пытаясь выглядеть незаинтересованной, я прислушиваюсь.
— Старшего всю жизнь готовили к этой работе, — вмешивается женский голос. Радуюсь про себя, хоть кто-то вступился за Старшего.
Первый голос смеется — жестким, невеселым смехом.
— Он никогда не слушал Старейшину. Они слишком разные.
Вспоминаю тот огромный цилиндр на криуровне, в котором плавает полно клонов Старейшины. У них больше общего, чем можно подумать. Возможно, Старшему стоило рассказать им о клонировании. Некоторые вещи он все-таки утаил. Хотя, наверное, правильно сделал — в конце концов, это его, и только его секрет.
— Вы заметили, какие у нас перебои с питанием? Сегодня даже обеда не было. Старший думает, что сможет управлять нами через еду. А если это не сработает, в дело пойдут пластыри. Они очень опасны — кое-кто уже умер.
— Хотела бы я знать, как эти проклятые пластыри так расползлись по всему кораблю, — говорит женщина с низким голосом. — Я уже начинаю думать, что Старший сам их распространил после проблем в пункте распределения. Может, в воду он наркотики больше не льет, но до всех непокорных так или иначе все равно добирается.
— Док сказал, что их украли, — говорит та, что сочувствует Старшему.