Ответы: Об этике, искусстве, политике и экономике

а идеи, воплотившиеся в его творчестве. Невозможно определить ощущение жизни литературного героя. Вы должны понять его убеждения - его представления о жизни. К слову, на мой взгляд, у Скарлетт О'Хары весьма простецкий взгляд на жизнь, в духе социальной метафизики. [В статье «Запугивание как метод аргументации»[62] в книге «Добродетель эгоизма» Айн Рэнд пишет: «Социальный метафизик - это человек, который считает сознание других людей выше собственного сознания и выше фактов реальности».] «Унесенные ветром» - замечательный роман, и мне он очень нравится. Это образец романтической прозы. Но его герои ужасны.

Романист не должен - и не может - знать ощущение жизни своих персонажей. Ему нужны их осознанные убеждения.

В связи с невозможностью узнать чужое ощущение жизни будет уместно сказать вот что. Прошу вас, не присылайте мне записи и не советуйте слушать музыку. Вам никогда не постичь мое ощущение жизни, хотя у вас есть лучший способ узнать его, чем у меня узнать ваше: ведь вы читаете мои книги, а мое ощущение жизни в них на каждой странице. Так что какую-то часть его вы можете уловить - но слишком малую. Я испытываю растерянность всякий раз, когда кто-то присылает мне музыку, точно зная, что мне она понравится. А я чувствую нечто противоположное - просто невозможная музыка. Я чувствую, что меня совершенно не понимают, хотя и руководствуются самыми лучшими намерениями. Никто, кроме моего мужа, не может рекомендовать мне произведение искусства в несокрушимой уверенности, что оно мне понравится. Так что, прошу вас, не пытайтесь. Это не бросает тени ни на вас, ни на меня. Просто ощущение жизни - сугубо личное дело [РО12 76].

Важна ли тема беспредметного «искусства» для описания базовых принципов эстетики?

Нет. Важны базовые принципы. Важна связь между искусством и эпистемологией. Это применимо ко всему искусству. Но беспредметное «искусство» никому не нужно. Оно важно сегодня как симптом культурного распада. Но оно не было никому интересно сто лет назад и, надеюсь, сто лет спустя тоже ни для кого не будет иметь значения [NFW 69].

Литература

Художественная проза Айн Рэнд

В главе «Для чего я пишу»[63] в книге «Романтический манифест» Айн Рэнд пишет: «Если говорить о классификации литературных школ, я бы назвала себя романтическим реалистом».

Что вы имеете в виду, называя себя романтическим реалистом? Кто из писателей, которые вам нравятся, также является романтическим реалистом?

Литературная школа, к которой я принадлежу, - это и есть романтический реализм. «Романтический», потому что я изображаю человека таким, каким он должен быть, «реализм», поскольку помещаю людей на эту землю здесь и сейчас, причем так, что это применимо к любому разумному читателю, который разделяет их ценности и хочет приложить их к себе. Это реализм, поскольку это возможно для человека и на этой земле, и романтизм, поскольку я рисую человека и его ценности такими, как должно, а не среднестатистическими.

Писатель, которого я считаю ближайшим предшественником в творческом отношении, - это Виктор Гюго. Это романтический писатель, изображающий ценности применительно к человеческой жизни. Он один из немногих попытался - проклятье, «пытался», я прошу прощения, - который написал современным языком великий роман - «Отверженные». Я так сразу и не назову другое романтическое произведение, написанное настолько реалистично. События других его романов происходят в более ранние эпохи, но «Отверженные» - роман о современном Гюго времени и обществе.

О. Генри - писатель-романтик с сильным чувством ценностей, претворяющий их в реальное действие в современном мире и пишущий почти журналистским языком. Однако он никогда не занимается «реалистическим» исследованием создаваемых им характеров: он описывает суть. Фигуры его богачей, девушек-работниц и мошенников чрезвычайно идеализированы или стилизованы. Это не статистические обобщенные копии известных ему людей. Это порождения его собственных абстрактных представлений о том, какими могут и должны быть люди. Общий нравственный посыл О. Генри: «Разве жизнь не занимательная штука?» В его мировосприятии вселенная благожелательна. Он показывает не то, что люди делают, а то, что они могли бы сотворить со своей жизнью, будь они наделены воображением [FW 58].

Почему вы считаете себя романтическим реалистом?

Я считаю себя романтиком и полагаю, что мои ценности - земные и могут быть воплощены на Земле. Я решаю реалистические вопросы в романтическом ключе. Когда-то понятия «реализм» и «натурализм» считались взаимозаменяемыми, но я использую слово «натурализм» только по отношению к романам бессюжетным и основанным на детерминистской метафизике. Так что если бы я назвала себя романтическим натуралистом, возникло бы противоречие. Но «реализм» означает «основанный на реальности» и не предполагает натурализма или детерминизма.

Джозеф Конрад тоже называл себя романтическим реалистом. Мне он не нравится, но, думаю, он прав. Его романы реалистичны, но не натуралистичны. И хотя мои ценности расходятся с его ценностями, я согласна с таким определением. Он воплощал свои ценности, и в этом смысле он романтик, разве что его персонажи и ситуации гораздо реалистичнее моих. Но натуралистом он не был [NFW 69].

В своем курсе сочинения беллетристики вы утверждаете, что у романа «Мы живые» самый лучший сюжет из всех ваших книг. Не могли бы вы объяснить почему?

Потому что это простая история. Сюжет - это целенаправленная последовательность логически связанных событий. «Мы живые» раскрывает относительно узкую тему и потому имеет почти классическое развитие, где одно событие следует за другим - с выделенной побочной сюжетной линией о двоюродной сестре Киры Ирине - и одно событие зависит от другого. События взаимосвязаны почти столь же тесно, как в сюжете хорошего детектива.

У «Гимна»[64] вообще нет сюжета. В романах «Источник» и «Атлант расправил плечи» есть, но они настолько масштабные и с таким множеством включений, что далеки от идеального построения «Мы живые» с его единой сюжетной линией. У «Мы живые» самый лучший линейный сюжет, и на нем проще всего изучать, что такое вообще сюжет. Лучше начинать с таких романов, как «Мы живые», - даже просто читать, тем более писать, - прежде чем браться за «Атланта» [РО11 76].

Всю жизнь Айн Рэнд придерживалась, согласно собственной терминологии, «предпосылки о благожелательности вселенной» - убежденности, что мы живем в мире, где человек может добиться успеха и реализовать свои идеи, а зло в конечном счете бессильно.

Если вселенная благожелательна, почему Кира гибнет в конце книги «Мы живые» буквально в шаге от спасения?

Это пример конкретизации деталей. [В главе «Не мешайте!»[65] (см. «Капитализм: Незнакомый идеал») Айн Рэнд называет конкретными деталями менталитета «неумение вычленять и провидеть принципы, отличая существенное от несущественного».] Думаете, я уселась за стол и сознательно приговорила Киру к смерти? Так романы не пишут. Если хотите узнать о чем бы то ни было