саблю в сторону. Ботезату крикнул еще несколько слов на чужом языке тому, над кем нависла гибель, и тот бросил ятаган.
— Оставьте его, он мой пленник, — закричал Ждер хриплым от волнения голосом. — Это Храна-бек, человек, о котором я говорил.
Ждер подошел к Храна-беку, держа саблю в левой руке. Правую руку он положил ему на плечо. Сказал:
— Ботезату, переведи!
— Если ты покоришься, мой господин дарует тебе жизнь, — объяснил Георге Татару.
Храна-бек тяжело дышал.
— Покоряюсь… — ответил он. —
При бледном свете зари видно было, как чернобородый пленник осклабился, пытаясь улыбнуться. Ботезату и Григоре Дода шагнули к нему и взяли его под стражу.
Село быстро очистили от турок. Одних зарубили, и они лежали бездыханные. Другие, отчаянно сопротивляясь, все-таки пробились и бросились к реке, созывая друг друга. Они защищались упорно, пытаясь спасти свою жизнь. Пока шел ожесточенный бой, некоторым туркам удалось поймать коней и вскочить на них. Переполох усиливался; всадники мчались к Моточень, но там они попадали в засаду, которую расставил старый конюший Маноле, подоспевший со своими отрядами.
Когда рассвело, стало видно, что большинство турок уничтожено. Тех же нехристей, что были схвачены, сурово оглядел Симион Черный, хозяин Тимишского конного завода. Его отряды рубили нечестивцев с ненавистью, накопившейся за долгие годы страха и страданий.
Ионуц подскакал к своему родителю.
— Батюшка, — сказал он решительно, — все мы сражаемся под началом твоей милости. Вели Симиону пощадить хотя бы некоторых пленников, чтобы привести их в день святого Штефана в дар пресветлому князю. Их жизнь — свидетельство ценнее, нежели гибель; они еще могут быть полезны господарю.
Когда старый Маноле, возвысив голос, отдал такой приказ, конюший Симион удивленно остановился и опустил меч. Потом сразу все понял и улыбнулся младшему брату.
— Батяня Симион, — почтительно сказал Ионуц, — все они принадлежат твоей милости, а я удовольствуюсь лишь моим другом, которого я схватил в селе и которого зовут Храна-беком.
ГЛАВА XV
Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною…[73]
В то время как конюшие Симион и Ону везли «языка» к господарю в Васлуй в дар ко дню святого Штефана, войска Сулейман-бека захватывали земли Путны, Текуча и Бакэу, продвигаясь на север. Отряды рэзешей под водительством конюшего Маноле то и дело нападали на измаильтян и в то же время, по приказу господаря, постепенно заманивали их к Васлую, где Штефан-водэ ждал врагов наготове.
Отряды рэзешей, при всей быстроте их передвижения, несли немалые потери. По старому своему ратному обычаю, они не отдавали раненых во власть нехристей, а, взвалив на коней, увозили с поля боя, потом оставляли их либо в горных убежищах, либо в отдаленных селах за Серетом, куда не могли добраться османские войска. Не подобало также оставлять и убитых. И только когда не было возможности взять их с собой, мертвых оставляли на милость божью, но примечали места их гибели для того, чтобы позднее вырыть там колодец на помин души убиенных. Чаще всего убитых хоронили в освященной земле, на сельских погостах, куда могли потом прийти родственники и совершить обряды по православному уставу.
Оба брата со своими пленниками прибыли в Васлуй вовремя. Вместе с ними прибыл и синьор Гвидо с постельничим. Штефан Мештер полагал, что должен отпраздновать свои именины, хотя истекший год его беспокойной жизни принес ему мало радости. А синьор Гвидо Солари считал своим долгом присутствовать на тезоименитстве князя. Как ему рассказывали, этот день, приходившийся на третий день святок, праздновался в Сучаве пышно — с пиршествами, музыкой и танцами. Молодежь, по стародавнему обычаю, ходила «с плужком» или «с козой», «с лошадкой» или «медведем» либо «играла свадьбу» в канун святого Василия. Боярские сыны и служители двора составляли ватаги для колядок, звонили в колокольцы, играли на свирелях и на волынках, водили хороводы вокруг козы и медведя, играли на цитрах, а князь принимал всех на крыльце и одаривал калачами и деньгами.
Но на этот раз всех, кто прибывал, удивляла тишина, царившая во дворце.
В эти короткие декабрьские дни то вдруг начинал валить снег, то текли ручьи, то с юга мчались тучи, то на несколько часов появлялось солнце. В день святого Штефана не шел дождь, не валил снег, но не проглядывали и солнечные лучи. Легкий полуденный ветер грустно посвистывал в оголенных деревьях, разросшихся перед княжеским дворцом. В домах, хижинах и бараках воинов был покой, ниоткуда не доносилось ни одного веселого звука. Да и во дворце и люди и вещи казались печальными.
Конюшие направились было во дворец, чтобы передать пленников дворцовой страже, после чего хотели умыться и переодеться, чтобы в подобающем виде предстать перед господарем. Однако не успели они приблизиться ко дворцу, как навстречу им вышли два привратника. Оказалось, князь увидел в окно отряд рэзешей с пленниками и повелел остановиться, сказав, что сам сейчас выйдет.
— Государь один? — удивился Ионуц.
— Да, один, — подтвердил привратник. — Утром были бояре, господарь принимал их по очереди, по три-четыре человека, благодарил за поздравления. А когда все собрались, пожелал поздравителям хорошо отпраздновать этот день, добавил еще кое-что и всех отпустил.
Ионуц шепотом спросил у Симиона и постельничего:
— Что бы это могло значить?
Симион пожал плечами.
— Посмотрим, — проговорил постельничий.
Ждер улыбнулся:
— Меня больше беспокоит наш итальянец, ведь он ничего не ел со вчерашнего дня в предвкушении пира.
Затем он обратился к привратникам:
— Стало быть, князь приказал привести пленников?
— Сие нам неизвестно, честной конюший Ону. Государь приказал вашим милостям явиться в том виде, в каком вы прибыли.
— А когда же мы успеем переодеться к столу?
— К какому столу, честной конюший?
— К столу, накрытому в честь тезоименитства господаря.
— Нынче для двора готовится скромный обед, а в кухне господаря повара сидят, сложа руки. Князь соблюдает пост. Отец архимандрит сказал, что нынче пришел скорбный день, ибо на страну напали нехристи, и посему господарю не до пиров, душа его возносится в молитвах. Сии слова все мы слышали. В прежние годы, честной конющий Ону, было иначе.
Переговариваясь таким образом, конюшие вновь сели на коней. Отряд рэзешей въехал во двор и выстроился как стена перед крыльцом. Простые пленники, безоружные, остались на левом фланге. Храна- беку было дозволено занять место рядом с конюшим Ону, взявшим его в полон. Возле Храна-бека остановил своего коня и постельничий Штефан Мештер. Конюший Симион и посол Венеции встали чуть поодаль. В это время парадные двери распахнулись, и появился Штефан-водэ безо всякой свиты, в той одежде, в
