— Правильно. Я временно командирован. Подпись и печать обер-полицмейстера вас не устраивают?
Управляющий, более похожий на вышибалу, чуть усмехнулся:
— То для галахов. Нет настоящей бумаги?
Лыков хотел показать власть, но пока сдержался и предъявил полицейский билет.
— Вот это другой разговор! — ерничая, сказал Збышняк. — Департамент полиции… чиновник особых поручений восьмого класса… Так! Чин маловат, чтобы лично встречаться с паном Стробой. Передайте мне ваше дело. И я сообщу, когда хозяин сможет вас принять.
— Это что, неповиновение законным требованиям полиции? — угрожающе поднял бровь Лыков — научился у Благово.
— Полиция приучена заранее извещать о своем визите. Пан Строба — занятой человек. Повторяю: вы обязаны сперва изложить ваше дело мне.
— Как вы приучили Нарбутта, я уже осведомлен, — начал потихоньку закипать Алексей. — Но сейчас другое. Идет розыск убийц русских офицеров. Власть на Нарбутте не кончается. Немедленно проведите меня к вашему хозяину. Иначе всю вашу свору закатаю в «Павяк»! Ну?
— Отвал шэ, палант! — огрызнулся поляк и отступил на полшага, принимая боевую стойку.
— Что он мне ляпнул? — поинтересовался сыщик у Егора.
— «Отвали, задница!»
— Десять месяцев арестного дома уже заработал. А еще кое-что от меня сверху сейчас получит… Чего нет в «лестнице наказаний».[51]
— Алексей Николаевич, он же вас нарочно провокирует! Тянет время, чтобы хозяин успел сбежать!
Действительно, на втором этаже слышался топот ног.
Лыкову не хотелось бузить в частном доме, без ордера на обыск. Но паутина лжи, опутавшая сыщика, раздражала его и мешала думать. Лучший способ скинуть напряжение — это набить кому-нибудь морду. Да и «ивану» нельзя дать уйти. И сыщик врезался в шеренгу, преградившую ему путь наверх. Несколько молниеносных, страшных по силе ударов — и все три поляка упали. Алексей ринулся по лестнице на звук шагов. За ним поспевал Егор. На втором этаже обнаружился еще один охранник. Его постигла та же участь… Сыщики наметом пролетели половину этажа. Казалось, они вот-вот догонят беглеца. Но тот знал дом и успел выскочить на черную лестницу. Следуя за ним, полицейские выбежали во двор. Прямо перед их носом на улицу вылетела пролетка с одним седоком. Лицо его скрывала шляпа, но это точно был не Нарбутт.
Разгоряченный погоней, Лыков вернулся в вестибюль. Все четыре пана собрались там. Вид у них был не авантажный. Сильно помятые, охранники уже не помышляли о сопротивлении. Они стояли, вжавши головы в плечи, и ждали своей участи.
Больше всех досталось Збышняку — за фиглярство. Из разбитой губы управляющего хлестала кровь, под глазом набухал синяк. Коллежский асессор подошел, взял его за пуговицу и пододвинул к себе.
— Так как там у вас принято с варшавской полицией?
Трое других охранников отвернулись… Но Лыков уже выпустил пар и не хотел лишнего насилия.
— Хорошо. Вернемся к делу. Пан Строба, видать, вспомнил о срочной встрече и драпанул. А пан Нарбутт в доме?
— Он был здесь вчера вечером, — твердо ответил Збышняк. Управляющий стоял прямо, не пытался вырваться, но сохранял достоинство.
— Где он сейчас?
— Не знаю.
— Ты зачем затеял эту свару? Почему не пустил меня к хозя ину, как я требовал?
— Я выполнял приказ.
— Ладно, — примирился Алексей, отпуская управляющего-вышибалу — Я готов забыть о вашем сопротивлении полиции, пан Збышняк. Вы лицо подчиненное, исполняли свой долг. Передайте пану Стробе, что я хочу с ним встретиться. Чем раньше он со мной поговорит, тем будет лучше для него.
Збышняк поклонился в ответ, почтительно, но не теряя лица. Он начал нравиться Лыкову. Тот уже почти жалел, что погорячился. Зато голова стала ясной и вся злость улетучилась!
Сыщики повернулись к дверям, и тут управляющий сказал им в спину:
— Попробуйте поискать пана Нарбутта в номерах Свенторжецкого на Железной Браме.
— Поедем в номера? — спросил Егор у шефа, когда они оказались на улице.
— Нет. Сначала вернемся в отделение, захватим Эрнеста Феликсовича. Я хочу увидеться с Нарбуттом в его присутствии.
Когда Лыков вошел в общую комнату, то увидел столпившихся под лампой агентов. Они стояли молча и что-то рассматривали. Раздвинув людей, коллежский асессор протиснулся в круг. На полу лицом вверх лежали Нарбутт и Степковский. На них не замечалось никаких следов крови, но оба были мертвы. Присмотревшись, Алексей понял: Степковского убили ударом в левый висок, а его начальника задушили.
В комнате стояла могильная тишина, никто не издавал ни звука. Лыков, тоже молча, прошел в кабинет Гриневецкого. Там никого не было. Он заглянул в туалетную комнату и обнаружил в ней надворного советника. Тот сидел за столом без сюртука и жилета, в одной сорочке. Могучие плечи бессильно обвисли. В огромном кулаке Эрнест Феликсович зажал бутылку старки. Она была выпита на две трети и, судя по отсутствию стакана, из горлышка, по-русски. Жмуд поднял взгляд на вошедшего. По его щекам катились крупные слезы.
Некоторое время сыщики смотрели друг на друга, потом Гриневецкий хрипло произнес:
— Ну?
Лыков отобрал у него бутылку — начальник отделения почти не сопротивлялся, — сел напротив и попросил:
— Расскажите, как он спас вам жизнь.
— Да! Хороший вопрос! — обрадовался Гриневецкий. — Я сам сейчас это вспоминаю. Дело было в восемьдесят пятом. В Праге есть такое плохое место… ну, очень плохое. Ваверская улица. Там злоджьей на злоджье… то есть вор на воре, простые обыватели не живут, только фартовые.
Эрнест Феликсович замолчал и посмотрел на свой пустой кулак. Лыков вздохнул и сунул в него бутылку. В три глотка надворный советник допил ее и убрал в комод, после чего продолжил:
— Мы приехали брать Сигизмунда Боянчека по кличке Лекаш. Он учился на доктора, оттуда и кличка. А вышел в самые жестокие рабуши Варшавы.
— Куда вышел? — не понял Алексей.
— В грабители. Что-то я стал забывать русские слова… сейчас… я соберусь! Так вот. Лекаш убил при налете хозяина экипажного заведения и скрылся. Скандал! Убийство в Варшаве — большая редкость. Зато если уж случилось, то это всегда загадка. Народ трезвый, спьяну никого не режет, кровь льют лишь закоренелые. Искать их трудно. Но Витольд свое дело знает… — Гриневецкий запнулся, но исправляться не стал. — Агентуру всю встряхнул, и скоро мы получили адрес. Явились на Ваверную. Тихо подойти не удалось. Боянчек заперся изнутри и кричит: «А ну, кто смелый, заходи!» Люди боятся. Кому охота на нож лезть? Пришлось мне…
Гриневецкий снова посмотрел на свой пустой кулак, вздохнул и продолжил:
— Выбили мы дверь, а там темно. Боянчек, гувно, загасил лампу. Ну и налетел… из коридора… Зарезал бы непременно, только Витольд догадался. И оттолкнул меня. В последний момент… Лезвие чиркнуло по боку, проскочило мимо — и угодило ему в живот. Витольд меня спас, а сам увернуться уже не успел!
Эрнест Феликсович грохнул кулачищем по столу. Это подей ствовало на него успокаивающе, и он продолжил:
