— Эли! Что с тобой?
Тело Элина вдруг выгнулось дугой. Сквозь стиснутые зубы вылетел низкий стон, ноги и руки мелко затряслись.
Ивка взвизгнула:
— Врача! Скорее, Арни! — она чуть ли не силой выпихнула слабоумного охранника в коридор. Бросилась к ящику стола, в котором всегда лежали сердечные капли.
В комнате резко запахло мочой. Ивка увидел, как на брюках Элина расползается темное пятно.
— И… ва… Г… ра… По… мо… — слова перешли в бульканье, потом Элин страшно захрипел, в последний раз вздрогнул всем телом и затих, обвис в кресле.
Ивка, не веря своим глазам, приблизилась к старику. Никаких сомнений. Он был мертв.
Поднялась суматоха. «Живые» высыпали из жилого корпуса в заснеженный двор. Они испуганно жались друг к другу, перешептывались, плакали. Несколько человек, взявшись за руки, молились Вечному Отцу. Кто-то вызывал пожарных, кто-то «скорую». Никто не обращал внимания на двух беглецов. Грай с Эрраном вышли через задний ход, едва сдерживаясь, чтобы не ускорять шаг. Грай накинул на ученого свою куртку, прикрыл полой излучатель. Он не чувствовал мороза, только расцарапанные щеки горели. Кто-то схватил его за рукав:
— Здорово, брат Грай. Слыхал, чего было?
Туповатое лицо скалилось гнилыми пеньками редких зубов.
— Что ты ржешь, Арни? — грубо спросил Грай.
— Смешно, — прогудел здоровяк, переминаясь с ноги на ногу. — Старый-то того…
— Чего того?
— Копыта отбросил, — и Арни растерянно прыснул в здоровенный как молот кулак.
Глава 4
Все повторялось, как в дурном сне. Он опять гнал машину, стискивая зубы и едва видя дорогу. Только на этот раз на заднем сиденье слабо ворочался Эрран, старательно придерживая прибор. На каждом повороте ученый растопыривался, как морская звезда, и шипел от боли, не забывая, впрочем, беречь от ударов драгоценный груз.
Сначала он пытался задавать вопросы, но Грай только бешено ругался и сильнее давил на газ. Тогда Эрран замолчал.
Автомобиль на полной скорости подлетел к высоким глухим воротам и разразился истошными сигналами — Грай лупил по клаксону, как по боксерской груше, кулаком. Едва тяжелые створки разошлись на ширину, достаточную для проезда, он рванул с места — охранник, отпрыгивая в сугроб, беззвучно разевал рот и таращил глаза.
Фолк неторопливо спускался с крыльца, на ходу широко раскидывая руки:
— Доктор Кессель… Рад видеть вас в добром здравии…
Грай налетел на него молча и страшно, как бойцовый пес. Они покатились по расчищенной от снега дорожке, издавая глухие пыхтящие звуки. Опомнившиеся телохранители в шесть рук едва смогли оторвать от босса свихнувшегося самоубийцу.
— Зачем?! Что ты наделал?! Я же обещал тебе! — орал Грай, извиваясь в их тисках. — Зачем было убивать его, сволочь?!
Фолк поднялся и, брезгливо отряхивая дорогой костюм, с сожалением разглядывал разошедшийся шов. На Грая он не смотрел. Эрран, с прибором под мышкой, неловко перекосившись на один бок, топтался в отдалении.
Арсон наконец оторвался от изучения пиджака и, нахмурившись, перевел взгляд на бьющегося в объятиях охранников Грая.
— Скажи спасибо, что я привык держать свое слово, — он обратился к охранникам: — Выбросите его отсюда!
— А Ник? — неуверенно спросил Лысый, тот самый, который бил Грая и смеялся при этом.
Фолк на мгновение замер. Бросил сквозь зубы:
— В Темный Ника! Он больше не нужен, не так ли, Кессель? Теперь мы справимся и без него.
Грая поволокли к воротам. Он отчаянно вывернул шею и крикнул:
— Где она?! Верни мне ее, сволочь!
Фолк, уже направившийся к входу в дом, помедлил и махнул кому-то рукой:
— Приведи девку. Кессель, идите же сюда!
Эрран вздрогнул, несколько мгновений, растерянно моргая, вертел головой от изрыгающего ругательства Грая к удаляющейся спине Фолка, потом устремился за своим нанимателем. Грай плюнул ему вслед.
В машине было тепло, но Ланка сидела, сжавшись в комок и не вынимая ладоней из подмышек. Припухшее лицо, красные глаза. Грай старался не смотреть в ее сторону, потому что каждый раз при взгляде на эти сжатые губы, сведенные брови и растрепанные волосы у него перехватывало дыхание, и дорога за лобовым стеклом растворялась в густом багровом мареве.
— Только не спи! Пожалуйста, девочка моя, не спи! — лихорадочно бормотал он, уставившись на серую ленту асфальта с островками укатанного грязного снега. — Все будет хорошо, малыш, я обещаю тебе, только не спи.
Ланка не отвечала, и когда Грай все-таки решился повернуть голову, то обнаружил, что веки ее крепко сомкнуты, а дыхание ровное и глубокое.
— Нет! — заорал он и ударил по тормозам.
Машину занесло — испуганно шарахнулась идущая по встречной легковушка — и, после нескольких секунд хаотичного скольжения, бросило на обочину.
— Не-е-ет! Проснись! Проснись, Лана!
Грай тряс ее, бил по щекам, целовал… Потом крепко обнял и прошептал в холодное маленькое ухо:
— Я вытащу тебя. Только дождись.
Аккуратно устроил Ланку на сиденье и повернул ключ зажигания.
Железная кровать со сложным механизмом подъема, обшарпанная тумбочка… Даже окно с одинокой голой веткой было на месте. Грай закусил губу. Девочка моя, неужели ты что-то предчувствовала?
Ее лицо было таким белым, что почти сливалось с наволочкой — только кроткие завитки темных волос резко выделялись, казались слишком настоящими, слишком живыми.
Ивар сидел с другой стороны кровати. Молчал. Все уже было сказано.
Когда Грай ворвался в больницу с Ланкой на руках и заорал на перепугавшуюся постовую медсестру: «Ивар Грош! Где Ивар?! Срочно!», его едва не скрутила охрана. К счастью, Ивар как раз спустился в холл.
Потом были вопросы — много вопросов, — упреки, обвинения. Кажется, Ланкин отец ударил его. А, может, Граю хотелось, чтобы тот его ударил.
Теперь она лежит, опутанная трубками капельниц, какими-то проводами, увешенная датчиками. И редко-редко пробегает по маленькому зеленому экрану зубчатый всплеск…
Где она сейчас? Кого видит? Что чувствует?
— Я… — Грай откашлялся и начал снова: — Я спасу ее. Ивар, не глядя на него, покачал головой. Без гнева без отчаяния — почти равнодушно. Похоже было, что он совершенно сломлен.
— Мне нужно время. Несколько дней. Может, быстрее. Есть один человек, он может помочь. Мне надо найти его.
Грай замолчал, не уверенный, что Ивар слышит его. Потом все-таки договорил:
