Гремя по железным крышам, лил щедрый весенний дождь. Блестящими ящерицами разбегались в разные стороны бурливые ручейки. Из водосточных труб с шумом хлестала вода.
Улицы мгновенно опустели. Пешеходы торопливо укрывались под навесами, в подъездах, под балконами домов.
Лены все не было. Должно быть, она тоже пережидала где-то дождь.
Внезапно ливень резко усилился, а потом вдруг разом стих. Вновь ярко засиял озаренный солнцем бирюзовый небосвод.
Улицы оживились.
Из двора напротив выбежала стайка босоногих ребятишек. С радостным визгом бросились они к лужам и запрыгали по воде, рассыпая вокруг себя сверкающие брызги.
Вслед за другими выбежала на тротуар и крохотная, не старше трех лет, почти голенькая девчушка с рахитичными кривыми ножками и большим животиком. В ее рыженьких волосах торчал грязный, помятый красный бантик. Не удержавшись на краю тротуара, девочка потеряла равновесие, шлепнулась ничком в лужу и громко разревелась. Голосок у нее был резкий, пронзительный, но детвора, увлеченная игрой, не обращала на нее никакого внимания.
Но вот какая-то женщина наклонилась над плачущей девочкой, подняла ее, поставила на ножки, с материнской нежностью пригладила ей мокрые волосы, обмыла дождевой водой грязную мордочку и руки и насухо отерла их своим носовым платком. Взяв девочку на руки, она крепко-крепко поцеловала ее и с какой-то особенной жадностью прижала к своей груди. Подержав ребенка на руках, женщина осторожно опустила его на тротуар и слегка подтолкнула в сторону ребятишек.
Микаэл, наблюдавший за женщиной с балкона, внезапно узнал в ней Лену. Что-то похожее не то на жалость, не то на сострадание шевельнулось у него в груди.
Лена, подняв голову, тоже увидела Микаэла.
Взгляды супругов на мгновение встретились.
Микаэл вернулся в комнату. Вскоре пришла Лена, и они сели за стол.
4
Шли дни, летели месяцы. Микаэл защитил кандидатскую диссертацию и полностью заменил теперь в клинике своего умершего наставника — доктора Овьяна. Братья Микаэла — Левон и Арменак — женились, обзавелись детьми.
Микаэл с головой ушел в работу, увлекся научным трудом.
Теперь они жили иначе: Микаэл получил в центре города удобную четырехкомнатную квартиру. В одной из комнат они устроили спальню, в другой — столовую, в третьей — кабинет Микаэла. Четвертая, самая маленькая, но и самая светлая, предназначавшаяся строителями для детской, могла оставаться пустой, если бы Микаэл не предложил Беркруи — дальней родственнице Марты, бездомной и одинокой женщине, поселиться
Лена радовалась новой квартире и самодовольно расхаживала из комнаты в комнату. Однажды, проходя мимо большого овального зеркала, она невольно остановилась и принялась разглядывать себя внимательным, испытующим взглядом. Так обычно люди рассматривают посторонних. На мгновение ей понравилась эта женщина в зеркале. Но тут взгляд ее упал на белеющие завитки волос на висках. Лицо ее сразу сделалось грустным, и в уголках глаз резко обозначились морщинки. А вот и еще морщинка — на лбу, на шее…
Неужели старость?
Отойдя от зеркала, Лена остановилась перед портретом мужа, висевшим на стене в спальне. Этот портрет она сама дала увеличить и вставить в большую овальную раму.
Из рамы, слегка сощурив глаза, смотрел на нее сейчас Микаэл, как всегда серьезный, с какой-то затаенной печалью в глазах. Слегка вскинутая голова и твердая линия подбородка придавали какое-то гордое и величественное выражение его мужественному лицу с густой щетинкой усов над верхней губой. На самом деле Микаэл таким не был: в жизни лицо его оставалось всегда спокойным и бесстрастным.
А может быть, впрочем, он и в жизни такой, как на портрете, только Лена этого не замечает? Да ей и не приходилось за последние годы так внимательно вглядываться в лицо мужа!
Судя по портрету, Микаэл выглядел куда моложе, чем она. У него в волосах не было ни одной сединки.
— Да, друг мой, годы идут, а ты, кажется, чем дальше, тем все более… молодеешь, — прошептала Лена.
Неверными шагами вышла она из спальни. Словно не того ей было жаль, что уходят годы, а того, что муж «все молодеет», не меняется…
Зазвонил телефон. Лена недовольно оглянулась. Кто бы это мог быть? Не иначе, как какой-нибудь пациент Микаэла. А может быть, кто-нибудь из родственников или приятелей. Приглашение на консультацию, на совещание. А не то и сам Микаэл: сообщит, что придет поздно, — это тоже не новость.
Лена неторопливо подняла трубку.
— Это квартира Аразянов? — услышала она чей-то бархатный баритон.
— Да. Кого вам?
— Лену…
— Слушаю вас.
— Лена, Леночка?.. Вы?.. Чуть не умер, вас разыскивая. Знаете, кто с вами говорит? Нет?.. Неужели не узнаете? Геннадий… Отец Левы…
Хмурое лицо Лены мгновенно прояснилось.
— Геннадий Захарович? Вы здесь, в нашем городе?
— Да, да, моя дорогая. Третий день. Я и в больницу, и в клинику… Называю вашу девичью фамилию — никто не знает. У нас, говорят, такой нет. Вы, оказывается, успели выскочить замуж? Ишь вы какая!
Геннадий Захарович был отцом Лениного институтского товарища — Левы. Этот юноша, беззаветно влюбившись в Лену, чуть было не покончил из-за нее самоубийством. Он уже написал свое последнее письмо и, оставив его на столе в столовой, заперся в соседней комнате. Но в последнюю минуту не решился на роковой шаг… Впоследствии об этом все узнали, и Лева сделался предметом насмешек.
Лена жалела этого болезненного, тщедушного юношу, в высшей степени порядочного и доброго, но до смешного наивного. Когда он читал Лене свои стихотворные посвящения, то весь дрожал и волновался, как ребенок. Казалось, он вот-вот расплачется и начнет просить: «Сжальтесь надо мною, неужели вы не видите, что я погибаю от любви…»
Правду сказать, Лене это нравилось. Разве такая любовь не возвышает? Пусть ждет и надеется.
Но взаимности она ему не обещала. Дружбу — пожалуйста, сколько душе угодно… Она не гнала от себя этого влюбленного юношу, как, впрочем, и всех своих поклонников. Да и зачем их прогонять? Что в них вредного? Пусть себе любят. Ведь это ее ни к чему не обязывает.
Ну, а дальше? Что же побудило Лену отказаться от дружбы с Левой?
Посещая Леву, Лена познакомилась с его семьей и особенно подружилась с его отцом — Геннадием Захаровичем. Это был еще полный жизни, элегантный и красивый мужчина. Вначале Лене и в голову не могло прийти, что она может удостоиться его внимания.
Когда Лена засиживалась допоздна, ее вместо Левы иной раз провожал до общежития Геннадий Захарович.
— Ты немного простужен, Левик, я провожу ее сам, — говорил он, надевая подбитое мехом пальто. Проводив Лену до общежития, он корректно прощался с нею на углу улицы и возвращался домой.
Геннадий Захарович с особым, свойственным ему юмором, говорил с нею только о сыне. Рассказывал о его детских проделках, выдумках, забавных проказах.
Вначале Лена даже не замечала, что в минуты прощания Геннадий Захарович дольше положенного
