и «опель-адмиралы», рояли, аккордеоны, сервизы, меха и драгоценности — это понятно, при случае можно продать и перебиться, когда наступит черный день. Но зачем одному человеку, да еще генералу, 1700 метров тканей, 53 ковра, 140 кусков мыла, 44 велосипедных насоса, 47 банок гуталина, 50 пар шнурков для ботинок, 78 оконных шпингалетов и 16 дверных замков? Что с ними делать, куда девать?
Понимая, что имеет дело с человеком, мягко говоря, необычным, следователь протянул ему соломинку.
— Как все эти вещи попали к вам? Может быть, они были приобретены честным путем?
Но генерал не стал хвататься за соломинку и рубанул по-кавалерийски прямо:
— Каким там честным! Ясно же, что я превратился в мародера и грабителя. Когда наши войска вошли на территорию Германии, я стал заниматься грабежом, присваивая не только то, что было на всевозможных складах, но и обирая дома, покинутые бежавшими жителями: брал все, что попадало под руку. Однажды части моего корпуса захватили склад дорогих ковров. Кое-что я взял лично себе, кое-что распределил среди командиров корпуса и совсем немногое сдал государству. Кроме того, старясь обезопасить себя и заручиться поддержкой на случай, если мое мародерство станет известно, много ковров, сервизов и отрезов тканей я посылал вышестоящим начальникам, в том числе и маршалу Жукову, его адъютанту генералу Варенникову и другим. Много вещей я скупал за бесценок, разъезжая по Германии со своей женой Руслановой.
Вещей стало так много, что они не могли поместиться на двух наших квартирах, поэтому часть вещей пришлось хранить на даче Руслановой в Подушкино. Кроме того, я вывез из Германии четыре автомашины: «опель-адмирал», «ауди» и два «хорьха».
— Зачем же столько автомашин? Ведь вас же возили на служебной.
— А я сдавал их в аренду. Тот же «опель-адмирал» сдавал за хорошие деньги скорняку своей жены по фамилии Каб. Немалые деньги принесли и ковры — 30 штук я сдал в комиссионку.
Следователь решил перепроверить показания Крюкова и вызвал на допрос владельца «Веселой канарейки» Марьянова.
«Что касается спекулятивных махинаций Крюкова, то они были очень масштабны, — показал он. — На продаже вывезенного из Германии барахла он нажил огромные деньги. А механизм был очень простой: Русланова получала со склада воинской части, которой командовал муж, продукты и обменивала их у немцев на меха, ткани, хрусталь и драгоценности. Потом Алавердов и Туганов доставляли все это в Москву, а сестры Крюкова — Мария и Клавдия перепродавали по баснословным ценам. Участвовал в этих операциях и племянник Крюкова—Юрий, который числился его адъютантом».
— Выходит, что у вас был своего рода семейный подряд? — зачитал следователь Крюкову показания Марьянова. — В грабительско-спекулятивных делах участвовали все ваши родственники?
— Практически все, — понуро выдавил Крюков.
— Ну, хорошо, а ваши боевые заслуги, как быть с ними? Ведь вы удостоены множества орденов и даже «Золотой Звезды» Героя Советского Союза.
— Какие там заслуги, — махнул рукой генерал. — Если бы не Жуков, меня могли бы расстрелять еще в декабре 1942-го: тогда, в бою под Сычевкой я потерял почти весь корпус. Выручил Георгий Константинович, поручившись за меня и ограничившись строгим внушением. Не проявил мой корпус особых доблестей и при штурме Берлина, но Героем Советского Союза с подачи Жукова я стал. Как вы понимаете, за это надо было платить, и я стал одним самых преданных ему людей.
— А не приписывал ли себе Жуков липших заслуг, не занимался ли самовосхвалением?
— Еще как занимался! — поняв, чего от него хотят, воскликнул Крюков. — Он не раз называл себя спасителем Родины, говорил, что это Родина ему обязана всем, а не он ей. В своем зазнайстве он дошел до того, что стал противопоставлять себя Верховному главнокомандующем товарищу Сталину, бесстыдно заявляя, что заслуга в разгроме немцев принадлежит только ему, Жукову. И к разгрому немцев под Москвой Верховный не имеет никакого отношения, все сделал он, Жуков. К тому же он всегда враждебно относился к партии и политаппарату в армии.
Всё, генерал Крюков следствие больше не интересовал — самое главное он сказал. Хозяева Лубянки ликовали! Они получили то, чего хотели, и тут же доложили о результатах следствия Сталину. Что было дальше? А дальше было заседание ЦК, на котором гремели такие громы и сверкали такие молнии, что только чудом можно объяснить, почему не арестовали и не расстреляли Георгия Константиновича Жукова. Но в опалу он попал серьезную, и от руководства армией его фактически отстранили.
Если быть честными и последовательными до конца, то было за что. Я понимаю, что это неприятно, что лучше бы этого не знать, что было бы прекрасно, если бы белые одежды всенародно любимого маршала так и оставались белыми. Но вот ведь беда — существуют факты, которые никак не перечеркнуть, как говорится, что было, то было, и на самом деле белые одежды оказались изрядно замаранными. Вот докладная записка за подписью министра госбезопасности Абакумова, которая легла на стол Сталина 10 января 1948 года.
«Совершенно секретно. Товарищу Сталину И.В.
В соответствии с Вашим указанием, 5 января с.г. на квартире Жукова в Москве был произведен негласный обыск. Задача заключалась в том, чтобы разыскать и изъять чемодан и шкатулку с золотом, бриллиантами и другими ценностями. В процессе обыска чемодан не обнаружен, а шкатулка находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате. В шкатулке оказалось: часов — 24 шт., в том числе золотых — 17 и с драгоценными камнями — 3; золотых кулонов и колец — 15 шт., из них 8 с драгоценными камнями; другие золотые изделия (портсигары, цепочки, браслеты, серьги с драгоценными камнями и пр.).
В ночь с 8 на 9 января с.г. был произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево. В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей. Например, шерстяных тканей, парчи, пан- бархата и других материалов — свыше 4000 метров; мехов — собольих, лисьих, обезьяньих, котиковых, каракулевых — 323 шкуры; шевро высшего качества — 35 кож; дорогостоящих ковров, вывезенных из дворцов Германии — 44 штуки; ценных картин классической живописи — 55 штук; дорогостоящих сервизов — 7 больших ящиков; серебряных гарнитуров и чайных приборов — 2 ящика; аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук; уникальных охотничьих ружей — 20 штук. Это имущество хранится в 51 сундуке, а также лежит навалом.
Кроме того, во всех комнатах, на окнах, этажерках и тумбочках расставлены большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы. Вся обстановка, начиная от мебели и ковров, украшений и кончая занавесками на окнах, — заграничная, главным образом немецкая. На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке.
Что касается не обнаруженного на московской квартире Жукова чемодана с драгоценностями, то проверкой выяснилось, что этот чемодан все время держит при себе жена Жукова, и при поездках берет его с собой. Видимо, следует напрямик потребовать у Жукова сдачи этого чемодана с драгоценностями».
Само собой разумеется, к этому было добавлено 7 вагонов с уникальной мебелью, которая принадлежала Жукову: они были задержаны на таможне еще в августе 1945-го.
Прочитав эту докладную записку, Сталин пришел в бешенство и распорядился все это имущество конфисковать. Самого маршала он велел пока что не трогать, но глаз с него не спускать.
В принципе цель, поставленная первыми лицами МГБ, была достигнута: Жуков, за плечами которого армия и непререкаемый авторитет в народе, от власти отстранен, и теперь всеми делами в стране будут заправлять генералы с Лубянки.
Осталось совсем немногое: подчистить хвосты и упрятать в лагеря арестованных. Прежде всего, надо было разобраться с Руслановой —не на волю же ее отпускать. А сколько дать? Этот вопрос решался просто. Суд, а вернее, Особое совещание, как правило, утверждало предложенный следователем срок. Но сперва запросили справку о состоянии здоровья Лидии Андреевны — а как же, надо знать, на сколько ее хватит, выдержит ли морозы и работу на лесоповале. Вот она, эта совершенно секретная справка, выданная санчастью Лефортовской тюрьмы:
«При освидетельствовании здоровья заключенной Руслановой Лидии Андреевны оказалось, что она имеет хроническое воспаление печени и желчного пузыря, катар и невроз желудка, а также вегетативный невроз. Годна к легкому труду».
