осталось. Чем больше толпа, тем лучше. Ее слова — не мои.
— Ну, это смотря какая толпа, — заметил Гидеон. — Вы уверены, что она готова увидеть Джайлса?
Пиппа, пропустив выпад в сторону брата мимо ушей, сказала, что она с удовольствием воспользуется приглашением, но ей нужно заглянуть в дневник.
— Я тоже вел дневник, когда был мальчишкой, — вставил Гидеон, спеша воспользоваться удобным поводом, чтобы затронуть нужную тему. — И моя сестра тоже. Мама нас поддерживала, говорила, что дневник помогает избавляться от недостатков. В моем случае это, кажется, не сработало.
— А я и не знала, что у вас есть сестра, — сказала Тилли.
— Мы с ней редко видимся. Она танцует, а замуж вышла за ветеринара из природного заповедника. Это, кстати, недалеко отсюда. Хермитидж-Фарм.
— Да, да, я видела указатель!
— А у вас в семье кто-нибудь вел дневник? — небрежно поинтересовался Гидеон.
— Я — нет, а вот Маркус вел. Он был замкнутый мальчик и во многих отношениях очень восприимчивый. Если не ошибаюсь, Маркус вел его лет до двенадцати, пока один из его друзей не выкрал дневник и не принес в школу. Можете представить, какое это было для него унижение!
— Хорош друг! — заметил Гидеон.
— Я тоже вела дневник, — сказала Пиппа. — Выплескивала всю свою подростковую злость. Сейчас и подумать страшно, но я была том возрасте, когда каждый думает, что его никто не понимает.
Что-то подобное, подумал Гидеон, случилось, скорее всего, и с Маркусом. Вдали от дома, под постоянным стрессом он вполне мог вернуться к детской привычке и снова взяться за дневник. Странно? Нисколько.
Дома, в Сторожке, когда Гидеон вернулся после нескольких часов работы с лошадьми, его ждала Ева.
— Хороший был день, милый? — спросила она с киношным американским акцентом, подставляя для поцелуя щеку, и тут же наморщила нос. — Ууу, от тебя воняет лошадьми. Налить ванну?
— Спасибо. И бокал вот этого, — добавил он, указывая на бокал с красным вином у нее в руке.
Ева щелкнула языком и укоризненно покачала головой.
— Я оказываю на тебя дурное влияние. Опомниться не успеешь, как окажешься в ААА.
Тихий вечер нарушили два телефонных звонка.
Сначала позвонила сестра Гидеона, Наоми.
— Привет, братик!
— Привет. А я сегодня тебя вспоминал.
— Как мило.
— Как ты? Что нового?
— Я… у меня все хорошо. Как всегда, очень занята.
Что-то в ее голосе зацепило его внимание.
— Хорошо, Так что за новость ты мне хочешь сообщить?
— Ах, ты! — воскликнула Наоми. — Думала хотя бы раз преподнесу сюрприз, так нет же!
— Постарайся, у тебя еще есть шанс. Я же не знаю, что за новость.
— Да? Ладно, в таком случае, как ты отнесешься к тому, что через семь с половиной месяцев станешь дядюшкой Гидеоном?
— Наоми! Это же чудесно! Поздравляю! Всегда мечтал быть дядюшкой.
Они проговорили минут десять, после чего Наоми сказала, что ей нужно позвонить кое-кому еще.
— Пока и до связи. Хотела, чтобы ты узнал первым.
— Ну, думаю, теперь можно сказать и Тиму, — пошутил Гидеон. — Пока, сестренка. Целую.
Он еще с минуту сидел со счастливым лицом и лишь потом вернулся в гостиную к Еве.
— Это моя сестра, Наоми. — Гидеон показал пальцем за спину, как будто Наоми сидела в холле.
— Да, я слышала. Спрашивать не буду — и так видно, что ты доволен.
— Отличная новость! Тебе нужно познакомиться с Наоми. Она тебе понравится. И с Тим, конечно, тоже.
— Ох, эти встречи с родственниками. — Ева поджала губы. — Ты, похоже, берешься за дело серьезно, а? Еще вина?
— Пожалуй, выпью кофе, — решил, подумав, Гидеон. — Тебе сделать?
— Не надо. Мне тепло и уютно, не хочу портить вечер.
Пятью минутами позже он, растянувшись диагонально на диване рядом с Евой и слушая скрипичный концерт Бруха, отпил глоток кофе и довольно потянулся.
— Ты и вправду так рад, что у сестры будет ребенок? — спросила вдруг Ева.
— Ммм. Конечно, рад.
— А своих хочешь? — спросила она после долгой паузы.
— Когда-нибудь.
Ева притихла, и он, немного погодя, поцеловал ее в макушку.
— Что-то не так?
— Нет, просто думаю.
— Как твое вчерашнее свидание?
— Хорошо.
— Ты сказала, это какой-то старый друг…
— Да, Тревор. Мы познакомились с ним, когда я была замужем за Ральфом. Он тоже художник.
— О? Соперничество?
— Не совсем. Он пишет большие полотна, использует много красок и дает своим творениям претенциозные названия, например «Одиночество» или «Интуиция».
Гидеон выгнул шею, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.
— Тебе они не нравятся?
— Картины как картины, только не настоящие.
— Что ты имеешь в виду? Что они копии?
Она покачала головой.
— Нет, я имею в виду, что его мотивы чисто коммерческие. Иногда он просто проводит по холсту кистью без всякой мысли — расставляет мольберты по кругу и оставляет на каждом по полосе, только разного цвета. За полчаса может выдать с десяток картин. Все дело в том, что Тревор моден. Устраивает в год две выставки и всегда все продает. Люди платят десятки тысяч!
Гидеон завистливо вздохнул.
— То есть ему достаточно поработать несколько дней в году. Ловко устроился.
— Тревор смеется над ними, — пожаловалась Ева. — Это нечестно.
— Ну, его трудно в чем-то винить.
— Конечно. Хуже всего, что он действительно талантливый художник.
Гидеон сделал еще глоток кофе.
— Я думал, может быть, старая любовь… Знаешь, как это бывает…
Ответом был тычок в бок, и в этот момент телефон зазвонил снова.
— Господи, уже почти одиннадцать. Почему бы тебе просто не отключить его?
— Причина простая: всякое может случиться. У Пиппы или Тилли. — Он осторожно отодвинул ее в сторону и прошел в холл.
— Гидеон Блейк? — осведомился мужской голос.
— Да. А вы кто?
— Артур Уиллис. Слышал, вы занимаетесь лошадьми. Вроде как знаете к ним подход.
— Иногда получается, — осторожно ответил Гидеон.
— Надеюсь, вы сможете мне помочь. У моей дочери есть пони. Жена говорит, что его нужно отдать, но Кэти… Девочка в нем души не чает. Просто не представляю, что с ней будет, если пони отдать.
