Избранные поэмы и стихотворения

Тянет и колючками блестит в гранитной нише.

Лишь в пещере Илии темно. С крутых высот
Рушатся над ней жары солярные каскады.
Сердце кочевое, и в тебе полно темнот,
Ты — терновник, но в тебе блуждают сны-номады.

2.

Жар… жар… жар… Терновник, раскалясь до красноты,
Паром стал, и буквами тотчас же обернулся,
Врезанными искони в гранитные пласты;
Синий задрожал песок, но так и не очнулся.

Алфавит колючий, где, в какие дни, века
Я тебя узнал? Скажи, дорога далека ли?
Может, вправду, ангел мой забыл мне дать щелчка
Прежде чем на землю навсегда меня сослали?

Может, буквоцветы с раскаленного листа
Жадно припадают где-то там к первоистоку?
Не создать пунсонщику подобного шрифта,
Не сложить наборщику колючих литер в строку.

Знаю, знаю, спутник мой: «да будет свет!», скажи —
Вспыхнет свет; «да будет тьма!» — блеснув последним бликом,
День зарежут в тот же миг порфирные ножи;
Скажешь «буря!», и она ответит львиным рыком.

3.

Здесь могу я тишину сквозь слезы увидать
(Зацветет она вот-вот во влаге той теплицы),
Слушать слух ее, глядеть в глаза ее, вдыхать
Вдохновение ее горящей небылицы.

Запах детства. Корень мой, мой стебель, мой побег.
Тень орла свой черный нож все точит о каменья,
Искры брызгают, точь-в-точь на вкус как первый снег.
Только в детстве были мне такие откровенья.

Были в детстве, на Горе, три тыщи лет назад?
Годы — капли в море, не считай: несметны сроки.
В паутине солнца я оставил там свой взгляд,
Грифель мой оставил там начертанные строки.

Нынче мог бы осушить всю чашу утра я,
Чтобы крылья дать строке, теперь мне света мало.
Нынче на колени встать должна душа моя,
Чтоб новехонькой войти во влажное зерцало.

4.

В реку синюю смотрю с Горы. Там, в глубине,
Рыбы нет, лишь кости человечьи там клубятся.
Синяя нездешнесть, острова, которых нет,
Ищет их Вчера — никак ему не доискаться.

Вижу Род пустыни я с вершины. Коротка
Память у него, тем страх трудней забыть порою.
Дюны, крылья синие, влекут его, пока
Род пустыни наконец не вступит в спор Горою.

Волны океанские идут под ветром так
Штурмовать скалистые уступы стража-кряжа.
Но пока ведут они осаду, пеня шаг,
Не дождутся милости пеняющего стража.

Род пустыни больше не тоскует ни о чем,
Синяя нездешнесть — их любовь, и страх, и слава.
Вижу я с вершины: над песчаным костяком
В форме львиной головы навек застыла лава.

5.

Неужели эта честь лишь мне принадлежит?
Может быть, кого-то этой честью обошли, эй?
Может, деда моего, что на ветру дрожит?
Может, улицу мою, что пляшет над Вилией?