сказать, из грязи…» — сказал незнакомец и разрыдался, закрыв лицо полой плаща. — Она и здесь не оставляет меня без внимания… — продолжил он свой рассказ. — Посылает шпионов следить за мной… видишь вон того типа с закатившимися глазами как у повешенного, который прячется в миртовых зарослях?.. это ее шпион… и, кажется, он услышал то, что ему меньше всего надо было слышать… жена боится, чтобы на суде я не раскрыл некоторые эпизоды ее биографии… опасается моих откровений… фактов у меня действительно много, однако большинство из них такого свойства, что могут навредить не только ей, но и мне…
— А моя жена имела склонность к изящному… любила философствовать… и выставлять меня идиотом… она умела создавать атмосферу зыбкости, недоверия к словам и к жизни, навязанной нам обстоятельствами…
— Ну, вы и фантазер… — артист рассмеялся.
— А вы кто?..
— Я артист…
— Все мы марионетки… и наши переживания, не более, чем переживания марионеток, которые не отличаются ни глубиной, ни оригинальностью, ни искренностью… кстати, что у вас в чемодане?.. рукописи, которые не горят?.. — старик в очках принужденно улыбнулся и продолжил монолог.
Монолог старика в очках затянулся.
Видно было, что он импровизировал, играл, скрывался за маской, иногда выглядывал из-за нее и наблюдал за слушателями.
«Надо сказать, что играет он весело, но иногда из него выглядывает бес… есть в его веселости какое-то ожесточение, обида на всех женщин, посмеявшихся над ним и предавших его… — размышлял писатель. — Он стыдится себя, стыдится своих неудач, которые он тщетно пытается утаить… кому хочется выглядеть несчастным в глазах окружающих, от которых вряд ли можно ждать сочувствия?.. поэтому он в маске и на котурнах… он неискренен, хотя его игра вызывает ощущение неподдельности…»
Пока писатель размышлял, артист придвинулся к человеку с чемоданом.
— Так вы все еще любите свою жену?.. — спросил он.
— Она меня соблазнила, ввела в обман своей улыбкой, блеском глаз… я ей поверил и понял лишь сейчас, что все это была игра… не знаю, правда, из равнодушия или со зла она так поступила со мной?..
Артист попросил человека с чемоданом рассказать ему о своей жене, который неохотно, однако уступил его просьбе и стал рассказывать, как он был околдован, как был счастлив, но, увы… нашлись доброжелатели, сообщившие ему об измене жены… он проводил дни и ночи, следя за ней.
— Я не могу рассказывать об этом во всех подробностях… когда я познакомился с ней, мне было всего 17 лет, а ей уже за 30… и она была замужем за милиционером… к тому же пьяницей… чтоб его молнией убило… нет, лучше не вспоминать…
— Тебе надо успокоиться… — пробормотал артист, едва сдерживая смех.
— А где шпион?..
— Исчез, бежал, хромой бес, опасаясь, как бы из преданности к шлюхе не остаться в этой пещере навечно… жаль, я не успел его спросить, с какой целью он следил за мной в этом аду?..
— Мне кажется, ты совсем потерял ум… ты думаешь, что мы в аду?.. эй, приди в себя?.. мы еще живы…
— Ну да, конечно, живы… ты только посмотри на меня… тощий, сморщенный, хромой… вряд ли кто возьмет меня на службу в контору… впрочем, нет, только не это… снова лесть, коварство, обман… лучше послать все и всех ко всем чертям… — сказал человек с чемоданом и умолк. К тому, что уже было сказано, он ничего больше не мог прибавить…
Мимо, прихрамывая и, волоча ногу, прошел пожилой человек.
— Боже мой, это же мой кумир… вот где довелось встретиться… — проводив пожилого человека взглядом, человек с чемоданом сморщил губы, изображая сожаление.
— Кто этот пожилой человек?.. — спросил артист.
— Поэт и мой учитель в той жизни…
— Вы думаете, мы здесь или там?..
— Что?.. я вас не понимаю… — человек с чемоданом глянул на артиста и устремился за пожилым человеком.
— Что будем делать?.. — спросил артист, обращаясь к философу и писателю.
— Ждать, пока не станет прохладнее…
— Мне кажется, жара никогда не кончится…
— Кончится… все когда-нибудь кончается…
Из темноты донеслись звуки скрипки.
Происходящее заставило людей вытаращить глаза от удивления.
Музыка прервалась, и перед слушателями сонаты предстал незнакомец со скрипкой. Чудесным образом проглоченный темнотой и исторгнутый ею, он стоял и несмело улыбался, украшенный вьющимися как у цветка гиацинта рыжими кудрями.
— Ты бог, убитый евреями и воскресший… — сказал артист. — Сыграй еще что-нибудь…
— Мне кажется он не в себе… — заговорил философ. — Стоит и улыбается чему-то… эй, скрипач, приди в себя…
— Мне кажется, он не понимает, куда попал против своего желания…
— Вы знаете его?..
— Как-то я был на его концерте… он исполнял эту же сонату… эй, постой… куда же ты?..
Человек со скрипкой скрылся в толпе прохожих.
— Прежде чем стать скрипачом, он был пианистом, как и его брат…
— А вы?.. кем были вы?..
— Лучше быть никем… — Незнакомец принужденно улыбнулся и ушел.
— Он был адвокатом… мог оправдать даже бога… — сказал прохожий.
— Я тоже мог стать адвокатом, но стал служащим похоронного бюро… хотя и не создан для этой работы… помню, как-то я пытался оправдать одного убийцу, думал он поймет, исправится, но, увы… он стал только хуже… и даже пытался меня убить, что ему, правда, не вполне удалось… его судили… чтобы отомстить мне, он пытался бежать из следственного изолятора и сломал себе шею…
— Так мы что, в аду?.. — спросил человек в клетчатом пальто, сонно озираясь.
— В аду, в аду… где же еще… и нам не уйти отсюда вплоть до того момента, пока не прозвучит труба последнего суда…
— Кажется, труба уже звучит…
Небо было чистое. Ни облачка.
Писатель очнулся на ложе, нелепо озираясь.
— Что с тобой?.. — спросил артист.
— Я только что вынырнул из жуткого кошмара…
— Если вы думаете, что наступили черные дни, то вы ошибаетесь, худшее впереди… — пробормотал философ, не открывая глаз.
— Боже, и нам еще завидуют…
— Кто?..
— Видишь вон того рыжего пса…
Пес залаял.
— Жалуется на собачью жизнь…
— Не узнаешь?.. это же Вергилия…
Странники пошли дальше. Дорога извивалась, как змея.
Появились странники.
— Здравствуйте… что это за земля?.. что за люди здесь обитают?..
