этот момент бродячий фотограф сделал его снимок. Не сказав ни слова, лысоватый господин разбил стеклянный негатив. Он никогда не позволял себя фотографировать, после странного происшествия в Нескучном саду, где на него душной и дождливой августовской ночью было совершено покушение. Девочка 13 лет выстрелила ему в грудь, но пуля прошла навылет, не задев ни одного жизненно важного органа. Через неделю он был уже на ногах и в квартале от Нескучного сада. Он искал девочку. На город уже опускались сумерки, когда он увидел ее в глубине аллеи. Когда он поймал девочку за руку, на него напала бешеная собака. Дворник убил ее на месте обухом топора, но это не избавило лысоватого господина от мучительной процедуры уколов в живот. Он рычал от боли и бешенства и почти оглох от собственного крика. С тех пор на него наводили тоску сумерки и дождливые ночи, и он искал спасения в объятиях вдовы, неназойливая и обволакивающая нежность которой помогала ему видеть нечто правдоподобное среди заводных кукол, виньеток, вышитых крестиком под копирку павлинов, гераней в горшках и бродящих по комнатам кошек. У вдовы он забывал о кошмарах службы.
Всю ночь вдова что-то лепетала ему на ухо, по-детски надувая губы. Она была похожа на миниатюрную заводную куклу, которые следили за ним через стекла витрины.
Вдова умерла прошлой осенью, отравилась. От нее остались лишь воспоминания и несколько писем с сухими лепестками герани, похожими на мертвых бабочек.
После смерти вдовы он впал в оцепенение, весь день лежал на кушетке в ее спальне и прислушивался к чему-то к себе, а ночью, поддавшись искушению, попытался покончить с собой. Через неделю он вернулся на службу исцеленным, с латунным браслетом на запястье, скрывающим шрамы от опасной бритвы…
Из низины потянуло тошнотворным запахом тины. Долетел голос оратора:
— Вы ждете Избавителя, а в пальмовых ветках уже завелись черви… где мне взять столько воды, чтобы промыть ваши глаза… ах, оставьте меня в покое, что вам нужно?.. что?.. этот мир безумен, в нем нет ничего человеческого… уберите ваши руки… я уйду отсюда сам, когда захочу…
Оратора стащили с возвышения, принуждая его дать объяснения, при свисте недовольных…
Оглядываясь, лысоватый господин пошел дальше.
В громкоговорителе что-то захрипело, щелкнуло. Зазвучал голос Саввы. Голос говорил вообще и вселял тревогу, вызывал какой-то тоскливый протест.
Лысоватый господин невольно поежился и, вскользь глянув по сторонам, увидел странную деву в черном вязаном платье с длинными рукавами и в шляпке с черными лентами. Она спустилась с террасы и пошла вдоль ограды, увитой виноградной лозой…
— Несчастная… — сказал кто-то за его спиной. Он резко обернулся и увидел Доктора от медицины. В длинном до пят плаще он был похож на престарелого ангела. — В этом сумасшедшем городе трудно быть счастливым… ноги гудят от ходьбы, весь день на ногах… в городе просто какая-то эпидемия самоубийств… если все будет идти так, как идет, скоро не останется ни одной живой души… не понимаю, зачем они это делают?.. ради чего?.. жизнь они получили от Бога, и только он вправе ее отнять… — Доктор говорил с ужасающим спокойствием, иногда вставляя в свою речь фразы на примитивной латыни.
Лысоватый господин воздержался от комментариев на эту тему и свернул в переулок…
Над Башней летали вороны и плыли облака, подражая птицам. В сквере старики играли в домино, старухи болтали о пустяках, пускали ветры и спокойно ждали смерти, как будто кто-то открыл им тайну происходящего…
Лысоватый господин сел на скамейку.
Прихрамывая, мимо прошла девочка 13 лет. Она волочила за собой серые от дождя афиши, как крылья. Афиши она собирала для матери, которая только что встала с травы, где лежала с мужчиной, и, оправив платье на бедрах, помочилась. Чуть дальше, на задворках кладбища двое могильщиков рыли яму для полковника. Еще дальше ветеринары холостили жеребца. За конюшней в складках желтого тумана, как в дюнах, пряталось неприметное здание Тайной Канцелярии, в котором чиновники занимались своим обычным делом: они рылись в учетных книгах, выправляли именные списки, кого-то вписывали, кого-то вычеркнули из жизни…
На Горбатом мосту появились машины с солдатами. Солдаты окружили квартал и стали обшаривать дома в поисках неизлечимо больных и доказательств неблагонадежности местных жителей, среди которых возникла эпидемия самоубийств. Пыл их угас, когда они увидел несколько трупов утопленников, которые плыли вниз по течению. Одни покончили с собой из любопытства, другие от тоски. Они ничем не отличались от солдат и всех остальных граждан…
Какое-то время лысоватый господин размышлял о том, как соединяются все эти мелкие, но неотвратимые случайности и к чему они, в конце концов, приведут, потом встал и направился к осыпающейся кирпичной стене, у которой располагались книжные ряды. Он интересовался литературой. Целый склад книг и журналов пылился у него дома на чердаке. Минуту или две лысоватый господин листал какую-то книгу и прислушивался к пению камней…
Неизвестный автор писал об Избавителе и с такими подробностями, о которых мог знать только очевидец.
«Или мистификатор или сумасшедший… одно из двух… не понимаю, почему каждый раз они сходят с ума, когда берут в руки перо…» — Спрятав книгу в боковой карман плаща, лысоватой господин направился к Южным воротам Башни…
Тирран только что вернулся с вечерней прогулки по городу и нашел книгу на ночном столике. Не раздеваясь, он вызвал Секретаря. Он велел ему искать автора книги. Агентам не удалось найти автора и, чтобы не уронить себя в глазах Тиррана, Секретарь нашел несколько лишних людей среди журналистов и философов. Единогласно, при одном отсутствующем, два члена Ложи Суда приняли решение об их публичном наказании. Не прошло и часа после подписания приговора, как солдаты, выстроенные в каре во дворе тюрьмы, уже приводили приговор в исполнение, в очередь убивали одного, чтобы придать бодрости другому. Убитых похоронили с подобающими Избавителю почестями в общей могиле. В тот же день на месте захоронения установили памятный знак и посадили наблюдателя пенсионного возраста. Этот человек должен был докладывать по линии обо всех подозрительных ритуалах, совершаемых у могилы.
Обыватели и служащие, принужденные приходить сюда для наведения порядка и демонстрации своего презрения к государственным преступникам, быстро привыкли к виду его обмякшего туловища.
Вечером, когда спала жара и наплыв посетителей к могиле, туловище пенсионера засыпало.
Еще совсем недавно это туловище принадлежало одному из высокопоставленных чиновников. В 30 лет он командовал полком, а в 35 был назначен Инспектором Лагерей. Он обладал привлекательной внешностью и особой способностью преуспевать, но чем-то не угодил племяннице Министра, был разжалован, лишен орденов и имущества и отправлен на пенсию…
Еще через час, не называя вещи своими именами, Секретарь доложил Тиррану об исполнении его поручения. Повисла жутковатая пауза. Наконец, слегка откачнувшись в кресле, Тирран сказал:
— Я же просил найти автора…
Торопливо, путаясь в словах, Секретарь попытался оправдаться. Тирран лишь раздраженно махнул рукой. Какое-то время он наблюдал за постепенно редеющей толпой на лужайке у солнечных часов и размышлял:
«Хитрая лиса… и тоже поэт… да уж, недостатка в поэтах у нас никогда не было…» — Вдруг он увидел Жанну. Что-то стронулось в нем. Ему захотелось все бросить и просто любить эту девочку. Счастливое мгновение омрачилось фигурой Начальника Охраны, на которого Жанна поглядывала иногда с нескрываемым восхищением. Желтые щеки Тиррана покраснели.
— Зайди ко мне… — раздраженно прохрипел он в слуховую трубку. Секретарь не отозвался. Тирран дернул за сигнальный шнур, но странное дело, шнур вытянулся из отверстия в стене и обвис, а в слуховой трубке все еще что-то потрескивало, попискивало, слышались какие-то подозрительные шепоты, шорохи…
Между тем Жанна и ее спутник подошли к длинному дому с коваными решетками на окнах и скрылись
