фильма о Солонике, то только заработаю головную боль: ведь только назвав это имя, я автоматически попаду под их слежку, хотя, может быть, она за мной уже давно установлена. Но вторая опасность была в том, что я становлюсь соучастником или хотя бы свидетелем по делу Максима. Ведь мы приехали с одной целью, значит, я в курсе и, что самое опасное для меня, могу быть допрошен греческими следователями по этому поводу.
Нет, конечно, я не волновался. Никаких законов я не нарушал. Но быть в статусе допрошенного мне совершенно не хотелось по той причине, что это меня в дальнейшем очень сильно сковывало. Поэтому я сказал, что случайно оказался с Максимом в одном номере гостиницы, что прилетели мы по совершенно разным делам. Полицейские стали интересоваться, по каким делам прилетел я.
– Собираю материал для своей книги, – ответил я.
– А по каким делам прилетел Максим?
– По-моему, что-то связанное с кино. Но я в его дела не лезу. Мы случайно оказались в номере, – еще раз повторил я. Я почувствовал, что Максим еще не был допрошен и ничего по этому поводу не сказал.
Вероятно, полицейские были удовлетворены моим ответом. Я поинтересовался у адвоката, можем ли мы встретиться с Максимом. Адвокат задал этот вопрос полицейскому. Тот взглянул на часы и вскоре дал ответ. Суть его заключалась в том, что сейчас уже поздно. И в тюрьму, где разместили Максима, мы попасть уже не можем, так как приемные часы закончены.
– Но завтра в любое время вы можете с ним повидаться и поговорить, – сказал полицейский.
Я спросил, могу ли это сделать я.
– Конечно, – сказал полицейский, – никаких проблем нет.
«У нас бы сейчас, – подумал я, – точно не дали разрешения на встречу! А если бы и дали, то только в самом конце следствия. А тут сразу, с первого дня».
Вскоре мы покинули полицейское управление. Джурич сел в машину и предложил поехать поужинать в одном из ресторанов. Через несколько минут мы оказались в греческой таверне. Заказав кое-что из греческой кухни и напитки, мы стали разговаривать.
Настроение у меня было отвратительное. Надо же, ничего сделать не успели, а уже попали в переделку! Максим обвинен в шпионаже! Это не выходило у меня из головы.
Разговора не получалось. Вскоре мы простились.
Я вернулся в гостиницу, тут же набрал номер Геннадия Михайловича и коротко сообщил ему о результатах моей встречи.
– Этого не может быть! – тут же сказал Геннадий Михайлович. – Это провокация. Надо обязательно его оттуда вытащить! Сделайте все, что можно. Кто адвокат?
Я назвал фамилию и телефон адвоката. Геннадий Михайлович записал информацию.
– Завтра обязательно повстречайтесь с ним, – сказал он. – И еще: я же просил не звонить мне на мобильный телефон!
– Но вы же не звонили...
– Я бы позвонил обязательно. Просто вы опередили меня на несколько минут.
– Так что завтра?
– Завтра вечером я позвоню вам сам.
Я положил трубку.
Мысль о том, что Максима арестовали за шпионаж, не давала мне покоя. А может, действительно он прибыл для выполнения какого-то секретного задания? Может, для него поиск Солоника просто легенда, прикрытие, а на самом деле он российский разведчик? Но зачем он поехал на эту базу, что он там делал? Как он был арестован?
От усталости я немного прилег. Но ближе к вечеру зазвонил гостиничный телефон. Я подумал, что это может звонить Максим. Но в трубке раздался женский голос. Это была Лика.
– Как твои дела? Почему ты пропал?
– Нет, я не пропал. Все в порядке.
– Чем занимался?
– Работал.
– Все нормально?
– Да, все в порядке.
– Может быть, увидимся сегодня?
Я пожал плечами. С одной стороны, я очень устал от того напряжения и той неизвестности, в которой еще не так давно находился. Но желание увидеться с Ликой и снова заняться с ней любовью одержало верх.
– Давай, – сказал я. – А где мы увидимся?
– Давай где-нибудь поужинаем.
Я согласился. Я быстро принял душ, переоделся, вышел из гостиницы и сел в машину. Вскоре я был у небольшого греческого ресторана, где договорился встретиться с Ликой.
Лика пришла без опоздания. Она была одета в темное короткое платье по фигуре, свежая и веселая. Мы поцеловались и приступили к ужину. При этом мы говорили на отвлеченные темы. Максим и Солоник в разговоре не упоминались.
Лика взяла меня под руку и сказала:
– Ты не хочешь прогуляться по ночным Афинам?
Я неопределенно пожал плечами.
– Пойдем! – сказала она.
Мы вышли из ресторана.
– Знаешь, что я хочу тебе сказать? – Лика прижалась ко мне и говорила на ухо. – Что я хочу снова провести с тобой ночь.
– Хорошо, – сказал я. – Правда, я очень устал...
– Ничего, – Лика загадочно улыбнулась, дав понять, что справится с моей усталостью. – И еще вот что. Не знаю, заинтересует ли это тебя... Есть определенная информация.
– Какая информация?
– Вчера Анька проводила время с Антоном, как ты знаешь...
– И как, нормально провела?
– Дело не в этом. – Лика стала серьезной. – К Антону вчера приехали друзья из Москвы, по-моему, ореховские... Ну, Аня слышала краем уха, что говорили они о Солонике. Анька сделала вывод, что ребята его близко знали, может быть, даже жили у него на вилле.
– Погоди, – я остановился и внимательно посмотрел на Лику, – а откуда ты знаешь, что я интересуюсь Солоником? Почему ты мне это говоришь?
– Нетрудно было догадаться, с какой целью вы приехали и кто ты такой. Я тебя еще в самолете определила.
– А ты что, знала его? – спросил я.
– Может, и знала... – Лика улыбнулась. – Афины – город маленький, по крайней мере, что касается русскоязычного населения.
– И прекрасно! Давай рассказывай, что ты о нем знаешь.
– Нет, я тебе попозже расскажу. Поехали ко мне. Сейчас у меня нет настроения.
Вскоре мы вновь были у Лики в квартире.
Однако расслабиться, занявшись любовью с Ликой по полной программе, мне не удалось. Постоянно я вспоминал ее последние фразы. Какие-то люди приехали к Антону, о чем-то говорили, Лика знала его и что-то собирается мне сообщить, но не сегодня. Так что ночь получилась скомканной. В три часа я вернулся в гостиницу, сославшись на то, что мне нужно отдохнуть, так как завтра у меня очень важный день.
На следующий день ровно в одиннадцать часов я спустился в холл, где меня ждал Гойко Джурич. Он предложил мне сесть в машину.
– Да, кстати, – как бы между прочим спросил он, – у тебя есть какой-нибудь документ?
– Конечно, – я похлопал себя по карману, в котором лежали российский и заграничный паспорта.
– Отлично. Поехали в тюрьму!
Вскоре мы уже выехали за пределы Афин.
– А куда мы едем? – поинтересовался я.
– Это не тюрьма, – ответил Джурич, – а что-то типа следственного изолятора временного содержания при полицейском управлении. Он пока еще не арестован, а просто задержан. Кстати, у нас, коллега, в этом плане есть очень хорошая зацепка.
Вскоре мы подъехали к трехэтажному длинному зданию желтого цвета с декоративными решетками на окнах. Внешне нельзя было определить, что это тюрьма или следственный изолятор. Скорее, склад или офисное помещение, закрытое красивыми решетками от незаконного проникновения.
Подойдя к проходной, Джурич предъявил свои документы. Затем я показал свой российский паспорт. Охранник, стоящий в дверях, проверил документы, кивнул и нажал на кнопку. Металлические ворота плавно раскрылись.
Мы вошли в длинный коридор, затем свернули направо. Еще одна дверь, снова конвоир. Опять мы показали документы. Вскоре мы попали в большую комнату, разгороженную на две части то ли стеклом, то ли пластиком. Я догадался, что это была комната для свиданий. С одной стороны перегородки в маленьких кабинках сидели посетители, с другой стороны – арестованные или задержанные. У каждой кабинки находилась телефонная трубка. Это было средство для переговоров. У самого входа в комнату сидел полицейский с большой амбарной книгой.
Джурич подошел к нему и предъявил документы. Полицейский раскрыл их и стал записывать что-то в книгу. Затем он вопросительно взглянул на меня. Я понял, что мне тоже нужно показать свои документы. Я достал из кармана свой российский паспорт и передал его в руки полицейскому. Тот недоверчиво посмотрел на обложку паспорта и на меня. Конечно, можно было понять его недоверие. На обложке было написано: «СССР». Там был герб страны, которой давно уже не существовало.
Я пожал плечами. Гойко, уловив это, что-то объяснил на греческом языке. Наверное, он сказал, что мы до сих пор не поменяли паспорта на российские. Грек внимательно рассмотрел мой паспорт и записал данные, почему-то попросив назвать московский адрес. Я назвал его. Затем, не вернув мне документ, он показал
