БУРЫЙ. Ты усыпила — ты и буди.
МАША. А как? (кидается к столу на колесах, вытаскивает папки, копается в каких-то листках, тетрадках, и наконец замирает в полной растерянности) . Мы этого на курсах не проходили!..
Бурый подходит к ней и берет ее за плечи.
БУРЫЙ. Дурочка ты моя...
Маша прижимается к Бурому.
МАША. Сделай что-нибудь, я его боюсь, он совсем спятил, дырка, говорит, дырка...
БУРЫЙ. Да все будет хорошо, проснется и уберется, ну? Какая ты у меня дурочка...
Начинает целовать Машу, сперва — в лоб и висок, потом — в губы.
МАГИСТР. Тьфу. Глаза б мои не глядели! Надо же — роман у них! Чего доброго, сейчас и в постельку отправятся, на кушеточку... А кушеточка-то гикнулась! Так вам и надо!
Он визгливо хохочет, топает ногами, наконец запускает в стену сперва электрочайником, потом — настольной лампой, но это совершенно не мешает деду — спать, а Маше с Бурым — целоваться. Наконец ему это буйство надоедает.
МАГИСТР. Ну вас. Допросились. Я вам еще устрою!
конец первого действия
Тот же подвал, только вся мебель в салоне сдвинута в один угол. Лишь круглый столик поставлен впритык к стенке с Зодиаком, и на нем стоит фотография в рамке, рядом — стакан, накрытый куском хлеба. Из-за кресел торчат две ноги — это дед, которого так и не добудились, но по крайней мере уложили на пол. По салону слоняется Магистр, простукивает костяшками пальцев пол, стены, потолок и сердито бормочет.
МАГИСТР. Черт... Проклятый склероз... О, черт... Да что же это такое?.. (вдруг орет). Куда подевался мой парадный саван?!?
В ответ раздается треск в углу, и Магистр спешит туда.
МАГИСТР. Надо же! И от кого я его, спрашивается, прятал?..
Исчезает в углу. Входят Маша и Бурый с большой сумкой.
БУРЫЙ. Так, что еще?
МАША. Сорок свечек.
БУРЫЙ. Расставить, что ли?
Маша ищет в своих тетрадках указаний.
МАША. Не знаю, тут сказано просто зажечь.
БУРЫЙ. Так зажжем. Еще ты три метра черной ткани велела купить. Их куда?
МАША. Тут написано — закрыть тканью портрет покойного.
БУРЫЙ. Так он же формата девять на одиннадцать. В шесть слоев, что ли?
МАША. Ой, ну что я за дура! Нужно было его с самого начала закрывать! Я все перепутала!
БУРЫЙ. Не вопи. Ну, перепутала и перепутала.
МАША. Ничего у нас не выйдет. Дух не захочет приходить. Еще и этот!
Она показывает пальцем на дедовы ноги.
БУРЫЙ. Сказал же — ночью вынесу и положу на трамвайной остановке.
МАША. А если он и там не проснется?
БУРЫЙ. Значит, такая его судьба.
МАША. Ты его хоть в холл вытащи. А то нехорошо. При постороннем духов не вызывают.
БУРЫЙ. Так он же все равно спит...
МАША. Тебе трудно, что ли? А если мы об него споткнемся? И все — коту под хвост!
БУРЫЙ. Вот это — аргумент.
Подхватывает деда подмышки и, с помощью Маши, вытаскивает в холл. Маша бежит в конурку, где ждет Лиза, возвращается оттуда с покрывалом и укутывает деда.
БУРЫЙ. Умница. Теперь его даже не видно.
МАША. Нет, все не так, все не так! Все неправильно! Никакой дух не явится, зря ты все это затеял.
БУРЫЙ. Ни фига, выманим!
Он обнимает Машу и целует, Маша прижимается.
МАША. Может, не надо, а? Это же прямая дорога в дурдом.
БУРЫЙ. Да что ты заладила — дурдом, дурдом! Не получится — значит, не судьба. Девчонку жалко! Знаешь, как это — когда не простилась? Вот у нас Наташка такая была, мужа убили, без нее похоронили, она рассказывала — во-первых, кошмары снились, во-вторых, муж во сне ругался, а она еще перед тем как- то по-глупому налево сходила...
МАША. Ну так кто ж ей виноват?
БУРЫЙ. Я же говорю — по-глупому. Подружка стерва попалась, подпоила и к одному козлу в постель уложила. Стрелять таких подружек. Так Наташка ночью на кладбище бегала, мы за ней ездили, по всему кладбищу ловили. Прикинь — ночь, кресты торчат, на дорожке — два джипа, меж крестами фонари скачут, люди бегают, ор, мат... Ты что, хочешь, чтобы эта Лизка повадилась ночью на кладбище шастать? Там знаешь сколько всякой сволочи водится?
МАША. Не хочу, и в дурдом тоже не хочу.
БУРЫЙ. А то еще история была. У нас одного убили, знаешь, совсем по-глупому, в тире, дурака валяли, инструктору в ухо заехали, устроили пальбу, ну, бухие все были... А у него батя с норовом, повадился каждый день на кладбище ходить. Дело было уже в декабре, темнеет рано. Вот он возвращается — а он не через главные ворота ходил, а через дырку в заборе, так к троллейбусной остановке ближе, — и слышит прямо из под земли — у-у, у-у!!!
МАША. Да ну тебя!
Она пытается высвободиться, но Бурый не пускает.
БУРЫЙ. А он мужик норовистый — пошел смотреть, кто там под землей воет. И что оказалось? Алкаши повадились на кладбище оттягиваться, там же лавочки, даже на многих могилках столики. И вот один свалился в свежую могилу и в ней заснул. Там эти, гробокопатели, придумали заранее могилы рыть, с осени, пока земля не такая мерзлая. Ну, проснулся, а вылезть не может, темно, холодно, жуть. Тот мужик
